Тем не менее, как вскоре обнаружилось, Бессмертие перестало быть единственной формой существования Ипполита Патара. Всякий раз, направляясь в Академию, он вынужденно выбирал обходные пути, чтобы его никто не узнал и не превратил в объект насмешек.

Заседания составителей «Академического словаря» отныне сопровождались тяжкими вздохами, нудными жалобами и горькими стенаниями, что отнюдь не способствовало скорейшему завершению этого достославного труда.

Однажды, когда лишь несколько молчаливых и осунувшихся собратьев сидели на своих местах в опустевшем Словарном зале, из смежных помещений донесся громкий стук распахиваемых дверей, послышались чьи-то уверенные шаги, и в зал торопливо вторгся г-н Патар, блиставший свежей розовой окраской.

Заметив ее, коллеги в величайшем смятении повскакали со своих мест.

Что случилось?

Но г-н непременный секретарь так разволновался, что не мог ответить. Он потрясал каким-то листком бумаги, но ни единый звук не срывался с его задыхающихся уст. Даже гонец-бегун, доставивший в Афины весть о разгроме персидского войска и спасении родного Марафона, наверное, не запыхался так, как г-н Патар. И если тот вестник все-таки умер, то лишь потому, что он не был Бессмертным, как г-н непременный секретарь.

Не без труда г-на Патара усадили, взяли листок из его руки и прочли следующий текст.

«Имею честь выставить свою кандидатуру на замещение кресла, освободившегося по смерти м-ра д’Абвиля и господ Жана Мортимара, Максима д‘Ольнэ и Мартена Латуша».

Ниже стояла подпись: «Жюль Луи Гаспар Лалуэт, литератор, отмеченный Академией. Париж, улица Лаффит, дом 32-бис».

Тут они все попросту расцеловались. Память об этом счастливом воодушевлении сохранилась в анналах Академии под названием «Поцелуй Лалуэта»[39].

Те, кто там оказался, сожалели лишь о том, что не присутствуют в гораздо большем количестве, чтобы их радость выразилась как можно полнее. Как говорится, чем больше дураков, тем смешнее.

Вот они и смеялись.

Смеялись и целовались – все шестеро.

Да, в ту минуту их было только шестеро. Объяснялось это тем, что в последнее время заседания проходили так тоскливо, что на них под разными предлогами старались не являться многие академики.

Но это заседание стало незабвенным.

Все шестеро решили немедленно нанести визит этому г-ну Жюлю Луи Гаспару Лалуэту, литератору. Они спешили не только поближе познакомиться с ним, но и, предприняв эту не предусмотренную никакими правилами вылазку, окончательно связать его с судьбой Академии. Попросту говоря, они хотели «взять с него слово».

Они подождали, пока г-н Ипполит Патар немного придет в себя, и все вместе спустились к привратнику, чтобы послать того за двумя экипажами.

Сначала они подумывали даже, не отправиться ли им на улицу Лаффит пешком, поскольку считали, что им будет полезно «глотнуть воздуху», – действительно, они давно уже не дышали с таким наслаждением, – однако потом сообразили, что уличные зеваки могут узнать г-на канцлера и г-на директора (кстати, это были уже не те г-н канцлер и г-н директор, которых мы описали ранее, так как Президиум Академии обновлялся каждые три месяца), а также г-на непременного секретаря. Они решили не подвергать себя риску, чтобы из-за чьей-нибудь непристойной выходки не пострадало академическое достоинство.

К тому же, говоря откровенно, они просто торопились посмотреть на своего нового коллегу. Если вы думаете, что в обоих экипажах речь шла только о нем, то вы не ошиблись.

В первом рассуждали:

– Да кто же он такой, в конце концов, этот господин Лалуэт, литератор? Это имя кого-то мне напоминает. Кажется, он что-то опубликовал совсем недавно. Во всяком случае, его фамилия мелькала в газетах.

А вот о чем беседовали во втором:

– Вы обратили внимание, что он сопроводил свою подпись любопытным примечанием: «отмеченный Академией»? Весьма остроумный человек. Ясно дает понять, что он – уже один из нас.

В общем, они перебрасывались словами и даже шутили, как всегда, когда жизнь прекрасна.

Один лишь г-н Ипполит Патар безмолвствовал, ибо его сокровенная радость была ему слишком дорога, чтобы тратить ее в напрасной болтовне.

Он вовсе не задавался вопросом, кто такой Гаспар Лалуэт и что он опубликовал. Все это было ему глубоко безразлично. Г-н Лалуэт был г-н Лалуэт, то есть сороковой, и уже в силу данного обстоятельства г-н непременный секретарь наделял претендента бесспорной гениальностью.

Таким порядком они приехали на улицу Лаффит и отпустили экипажи. Г-н Ипполит Патар убедился, что академики находятся как раз напротив дома 32-бис, и, сопровождаемый коллегами, решительно вошел в него.

Они увидели то, что в газетных объявлениях именуется «прекрасные жилые помещения». Привратница у дверей спросила господ, куда те направляются.

– К господину Лалуэту, с вашего позволения, – ответил за всех г-н непременный секретарь.

– Он, наверное, в своей лавке, сударь.

Все шестеро переглянулись. «В своей лавке? Г-н Лалуэт, литератор? Славная женщина, наверное, просто ошиблась».

Г-н Патар взялся уточнить:

– Мы хотели бы повидать господина Лалуэта, литератора, отмеченного Академией.

– Так это он и есть, сударь. Я же говорю, он в лавке. Вход с улицы.

Все шестеро откланялись, весьма удивленные и изрядно разочарованные. Вновь оказавшись на улице, они действительно обнаружили антикварную лавку с надписью на вывеске: «Гаспар Лалуэт».

– Это наверняка здесь.

Они заглянули в витрины, стекла которых позволяли рассмотреть всевозможную старинную рухлядь и ветхие картины с уже неразличимыми красками.

– Похоже, он вправду здесь торгует, – сказал, поджав губы, г-н директор.

– Нет, это невозможно! Г-н Лалуэт написал, что он литератор!

Г-н непременный секретарь ответил на такое замечание весьма надменно:

– Господа, попрошу не капризничать, – и смело распахнул дверь лавки.

Остальные неохотно поплелись за ним, но перечить не осмелились, так как г-н непременный секретарь обжег их испепеляющим взором.

Из полумрака к ним приблизилась некая дама, на шее которой вырисовывалась красивая толстенькая цепочка массивного золота.

Когда-то, в определенном возрасте, эта женщина была, наверное, очень хороша собой. Да и сейчас еще роскошные седые волосы придавали ей весьма величественный вид. Она спросила господ, что им угодно. Г-н непременный секретарь отвесил глубокий поклон и ответствовал, что им угодно видеть г-на Лалуэта, литератора, отмеченного Академией, после чего г-н Патар вдруг скомандовал, словно капрал на учениях: