У господина Лалуэта аж дух перехватило от подобной вульгарной фамильярности. Но, поразмыслив, он решил, что гению трудно удержать себя в тесных рамках обывательской вежливости, предписанной людям заурядным. И он, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Господин Реймон де ла Бесьер весьма убедительно все это излагал. Он даже добавил: «Жрецы, вполне вероятно, имели сведения обо всем, что касается неизмеримых сил дематериализации материи, то есть того, к чему нам пока довелось едва лишь прикоснуться. Они, очевидно, умели даже управлять этими силами, что открывало перед ними совершенно неограниченные возможности».

Великий Лустало отпустил носки своих маленьких ножек и стремительно, словно лук, распрямился, едва не ткнувшись головой в подбородок г-на Лалуэта. Потирая себе кончик носа, он произнес:

– Ты все сказал, толстяк?

Г-н Лалуэт и ухом не повел, ответив:

– Понимаю, такая информация наверняка кажется вам смешной, дорогой мэтр…

– Мели, мели, пустомеля.

– Но я вовсе не сержусь, – тут же добавил он, любезно улыбаясь ученому, – видя, как вы это воспринимаете. Однако представьте себе, что на меня все это в конце концов произвело определенное впечатление, впрочем, не на меня одного. Вы же сами знаете, как это случилось. Едва стали известны слова заклинания Тота: «Да поразит тебя смерть через глаза твои и нос, уши и рот, ибо так повелеваю Я – властелин воздуха, света и звука!», – как сразу же нашлись люди, готовые все объяснить.

– Ах, вот как!

– Да. Согласно их рассуждениям Элифас, овладев Тайной Тота, сделался властелином звука, и тут все вспомнили слова Бабетты о «мертвящей песне»! Они доказывали, что либо сам Элифас, либо «игрец» поместили в механизм шарманки нечто такое, что убивает звуком. Эту штуку якобы засунули в ящик перед убийством и вытащили сразу же после него. Вот почему я и напросился осмотреть шарманку.

– Выходит, это дело вас очень заинтересовало, господин Лалуэт? – спросил ученый муж с яростью, приведшей антиквара в некоторое замешательство, однако его не так-то легко было сбить с толку.

– Не отрицаю: оно заинтересовало меня чуть больше, чем прочих. Ведь я, знаете ли, в свое время имел дело с шарманками… со старинными шарманками. Я хотел просто взглянуть…

– Что же вы увидели?

– Понимаете ли, мэтр, в самой шарманке я ничего такого не увидел. Но вот рядом с ней обнаружил кое-какую штуковину.

Он вытащил из жилетного кармана длинную тонкую трубочку, заканчивающуюся раструбом наподобие мундштука какого-либо духового инструмента.

Великий Лустало взял этот предмет в руки, осмотрел и вернул г-ну Лалуэту.

– Похоже на загубник какой-то дудки, – небрежно бросил он.

– Я тоже так думаю. Тем не менее, дорогой мэтр, представьте себе, что эта штуковина идеально подходит к одному отверстию в шарманке, а я никогда не видывал в шарманках таких мундштуков или загубников! Позвольте пару слов на прощанье, дорогой мэтр. Я тогда и подумал: «Вдруг эта трубка предназначена для того, чтобы посылать в определенном направлении мертвящий звук»?

– Да? Впрочем, с меня довольно, дорогой мой антиквар, как вас там? Лалуэт? Вы оказались так же глупы, как и остальные. Что вы собираетесь делать с этой штукой?

– Мой дорогой мэтр, – пробормотал Лалуэт, вытирая лицо, – я вовсе ничего не собираюсь с ней делать, и я больше не буду забивать себе голову всеми этими глупостями… этой шарманкой… если такой человек, как вы, утверждает, что Тайна Тота…

– Тайна для дураков! Прощайте, господин Лалуэт, прощайте. Аякс! Ахилл! Проводите господина…

Однако г-н Лалуэт, получив свободу уйти, не спешил воспользоваться ею.

– Одно только слово, дорогой мэтр, и вы успокоите мою совесть касательно предмета, о котором не догадываетесь, но чуть позже я готов дать свои разъяснения…

– Что там еще? – насторожился Лустало и, уже дойдя до лестничной площадки, резко повернулся к Лалуэту.

– Вот, извольте. Те самые чудаки, которые утверждали, будто Элифас мог убить Мартена Латуша с помощью мертвящей песни, выдумали, ссылаясь все на ту же Тайну Тота, где говорится о смертельной силе света… Так вот, они вообразили, будто Максим д’Ольнэ был убит некими лучами.

– Лучами? Нет, решительно вас надо посадить под замок! С какой стати лучами? Как?

– Ну… Ему эти лучи, предварительно отравив их, с помощью особого аппарата направили прямо в лицо. От этого он и умер. По их словам, эти лучи поразили Максима д’Ольнэ в тот самый момент, когда он читал свою речь. Ведь он, прежде чем упасть и умереть, сделал такой жест, будто хотел отогнать муху или закрыть глаза от солнечного зайчика.

– Да-да! Как же! Прямо по шарам! Бац – и готово!

– Если помните, обладание Тайной Тота позволяет умерщвлять людей также через рот или нос. Эти недоумки – я теперь отлично сознаю, что другого имени они недостойны, – избрали для Жана Мортимара смерть через нос! Представляете, дорогой мэтр?

– Что ж, для автора «Трагических ароматов» нет ничего лучше!

– Именно! «Ароматы порой бывают трагичнее, чем об этом думают!»

– Вот ведь фантазеры!

– Смейтесь, дорогой мэтр, смейтесь! Но я хочу дать вам возможность досмеяться до конца. Эти господа утверждают, что первое письмо, а именно то, которое принесли Жану Мортимару, с этими ужасными словами насчет ароматов, было написано самим Элифасом, ибо соответствует его почерку. Что касается другого, оно – всего лишь чья-то глупая шутка. В то письмо Элифас якобы подсыпал некоего тонкого яду, вроде яда Борджиа, итальянского рода отравителей, о котором вы наверняка наслышаны.

– Бац по сопелке!

Можно было подумать, что столь презрительная и вульгарная манера, в которой великий Лустало, казалось, обязал себя отвечать на серьезные вопросы г-на Лалуэта, имела целью вывести антиквара из равновесия, до конца испытав его терпение и вежливость. Но результата он добился прямо противоположного, ибо, уже не сдерживая своей радости, эксперт заключил Лустало в объятия и всячески обласкал. Он восторженно целовал его и тискал, в то время как великий коротышка-ученый отбрыкивался своими крошечными ножками и вопил:

– Отпустите меня! Отпустите сейчас же! Или я скормлю вас собакам!

По счастливой случайности собак поблизости не оказалось, поэтому восторг и умиление г-на Лалуэта, достигнув высшей точки, стали перехлестывать через край.

– Ах, какое облегчение! – кричал он. – Как хорошо! Господи, как же это хорошо! Какой вы хороший! Какой добрый! Какой великий! Какой вы гений!

– Да вы сумасшедший! – проорал ему в бешенстве великий Лустало, кое-как освободившись из назойливых объятий и совершенно не понимая, что происходит. – Сумасшедший!

– Нет уж! Это они все сумасшедшие! Повторите мне это, дорогой мой мэтр, и я тотчас уйду.