– И чем тогда… занимается факультет по изучению… природы Барьера?

– В Академии выражение «изучать Барьер Хена» переводится как «делать вид, что работаешь». Например, Аделлу я называла крупнейшим специалистом по изучению Барьера. Она даже не понимала, что это оскорбление…

Некоторое время мы молча шагали.

– Ну? – нарушил молчание Матвей. – И что специалисты по барьеру Хена узнали о Запертых Землях?

– Я читала в Энциклопедии… – рассказала я. – Что однажды, ради эксперимента, запустили в барьер слоггеров с установленными на них соглядниками. Но они ничего не показали.

Вмешался Днистро:

– Один наш учёный обвязался цепью и шагнул в Барьер. Не помню, как его зовут.

– Портно… его звали Портно… – вспомнила я. – В энциклопедии Саммлинга и Ратфора эксперимент назван «Случай Портно».

– Да… Точно… Портно приказал тянуть цепь, пока песочные часы отмеряли короткий промежуток. Когда упала последняя песчинка, слуги начали наматывать цепь. Но она шла туго, по одному колечку в день, почти не двигалась.

– Два семилуния сматывали цепь обратно, – добавила я.

– В итоге цепь остановилась и вообще не наматывалась. Цепь до сих пор находится… на туристической тропе вдоль Барьера… Туристы привязывают к ней платочки или тряпочки, как символы надежды на то, что Портно вернётся… Отец моего друга содержал палатку… по продаже платочков… Хорошо зарабатывал… Пока эта поганая война не приключилась…

– И когда был этот случай… Портно? – спросил Матвей.

– Семилуний… двести назад…

Я то ли привыкла к сопротивлению Барьера, то ли оно ослабло, но шагалось намного легче. Несколько раз я оборачивалась и видела такую же неясную муть, что и впереди.

– Ты… думаешь вернуться? – спросил Матвей.

– Ради эксперимента.

Мы остановились. Я старалась не смотреть на лицо Матвея – оно расползалось и текло. Как в одном из пыточных кошмаров, что насылал на меня фулель в тюрьме. Один глаз Матвея опустился ниже другого, рот искривился в усмешке, а уши свесились чуть ли не до земли.

– Думаешь, ты выглядишь лучше? – догадался Матвей.

Он достал из себя какой-то объект. По знакомым щелчкам поняла, что это фотоаппарат. Пока Матвей фотал, я сделала несколько шагов назад, потом вперёд. Размытые фигуры спутников то сильно удалялись, то быстро приближались:

– Внимание… Нельзя далеко отходить друг от друга. Тут какая-то магия с пространством. Одновременно… похоже на то, что делают путаники, а одновременно напоминает «Туман иллюзий».

– Возьмёмся за руки, друзья, – сказал Матвей, протягивая мне искажённую клешню. – Придётся… оставить один сундук.

Мы продолжили шагать. Земля под ногами была неясного происхождения, то каменистая, то ноги утопали в песке, то путались в чём-то, напоминающее траву.

Матвей нарушил гулкое молчание:

– Ну, и почему ты думаешь, что нельзя вернуться из-за Барьера? Что за «Туман иллюзий»?

– Он доступен фулелям Третьей Отметки… В этом тумане пространство замыкается в кольцо. Куда бы жертва ни двинулась – будет ходить по кругу или стоять на месте, воображая, что движется.

– Ужас. Вполне возможно, что мы ходим по кругу?

– Более того, – добавила я. – К пространственным искажениям можно добавить перекос в восприятии времени. Нам покажется, что долго шагаем и разговариваем, а в Голдиваре прошла всего тысячная доля витка. Гофратцы всё ещё видят, что мы стоим у барьера.

– Или наоборот? – предположил Матвей.

– Или наоборот, – согласилась я. – Там уже всё закончилось: Драген улетел, гофратцы ушли, война закончилась поражением Химмельблю, а мы всё шагаем и шагаем.

– Кстати, – сказал Матвей, – а какие маги работают со временем? Кто умеет лучше всего сжимать его или растягивать?

– Никто. Время неподвластно никому.

– Но ты же сказала…

– Используя силу отзвуков магических струн можно изменить восприятие времени человеком, но не само время.

Днистро испуганно вскрикнул.

– Но не переживайте, – продолжила я. – Природа Барьера только напоминает «Туман иллюзии», но она им является.

– Вы это видите? – закричал Днистро.

Впереди проявилось мутное пятно света. С каждым шагом оно разрывало серость барьера. Фигуры моих спутников перестали течь, и приобрели привычные формы. Под ногами что-то захрустело.

Мы ускорили шаги. Стало холодно и запахло, как в предгорье Щербатых Гор. Внезапно Барьер закончился.

Мы стояли на краю обрыва, по колено утопая в снегу. Под нами плыли серые облака. Над головами нависал купол Барьера. Не было видно ни солнца, ни одной из Семилунья. Сплошная мутная серость Барьера Хена, в которой расплывчато отражались облака. Ещё несколько шагов и мы свалились бы в пропасть!

3

Я и Матвей не разжимали рук. Сделали несколько шагов назад от пропасти. В мою обувь набился снег.

Днистро раскрыл один сундук:

– Хорошо, что вы предусмотрели наборы тёплой одежды.

Он раздал зипуны военного образца с эмблемой Скерварского отделения магов отряда «Хантлангер». Спецмаги вели боевые действия в Щербатых Горах и знали толк в тёплой одежде.

Я создала шар огня. Снег вокруг него быстро растаял, обнажая мокрые скалы. Мы переоделись в зипуны и меховые сапоги. Потом перебрали содержимое сундуков.

– Всего не унести, – подвела я итог. – Надо решить, что самое важное?

Днистро достал из оружейного сундука арбалет:

– Возьму себе. Я же не боевой маг. Сможешь зачаровать мне стрелы?

– Чуть позже, – ответила я. – А кем ты был до войны?

– Как и многие в Енаве – фермером. У нас же земли скудные, поэтому фермерство – массовое занятие. Нужно много выращивать количественно, чтобы вышло хоть что-нибудь качественное.

– Но ты же родился времом, погодным магом? Чтобы создать дождь, нужно знать как.

Днистро кивнул:

– Самоучители и умобразы. Я изучал только погоду. Дождик вызвать, чтобы полив на огородах произвести, или вызвать облака над полем в знойный день. У отца не было денег послать меня в Вейрону, где обучают погодников и водяному творчеству.

– В Химмельблю тоже обучают.

– Ха, один день жизни в Химмельблю стоит столько, на сколько в Енаве живут неделю.

Огненный шар продолжал топить снег. Образовался ручей, который пробил во льдах чёрную дорожку, уходя под облачный покров. Пока я болтала с Днистро, Матвей спустился вниз:

– Офигеть! Смотрите!

Мы побежали к нему. На горе ниже нашей стоянки имелся большой плоский выступ. Ручей собрался на нём в большую лужу. Матвей стоял на краю выступа и показывал на разрыв в облаках.