– А что такое Туимиг? – это снова был Есмар.

– Отменное местечко. Имперская сторожевая крепость. И заодно – каторжная тюрьма.

Эгина не волновали никакие туимиги. Его беспокоил ночлег.

– Мы успеем попасть в город до темноты?

– Куда там! Ит стоит на северном берегу Сигелло. Нам еще целый день вокруг озера идти. Поэтому скоро на ночевку устраиваться будем. Рекомендую на плотине, у кого-то из смотрителей. Эти с вас вообще денег не возьмут.

– Но почему?

– Ну кто же поверит, что мальчик – ваш слуга? – Милас ухмыльнулся. Впервые с начала их знакомства.

– Что за гнусные намеки!?

– Ничего гнусного, клянусь Птицеловом! Наоборот – почтение, немой восторг, благоговейный трепет. Вы разве не знаете, что в Ит почти никто не ездит просто так, за здорово живешь?

– Может и не ездит. Но я все равно не понимаю, почему с нас не берут денег. Мы что – приговоренные?

– Вы хотите сказать, что едете в Ит не за кольчугой Девы? – в голосе Миласа слышалось искреннее недоумение.

– Нет.

– Да, – встрял Есмар. – То есть за кольчугой.

– Мы едем в Ит любопытствовать о старине. Об усыпальнице вашего деда и об итском театре, – с нажимом сказал Эгин, недовольно косясь на Есмара. – И знать не знаем ни о какой Итской Деве. Но если эта волнующая легенда, овеянная дыханием седой старины, может представлять какой-то интерес, мы ее с удовольствием выслушаем.

– Во времена войны Третьего Вздоха Хуммера Ит пал жертвой пришельцев из Синего Алустрала. Дружина владыки Геолма и отряд дорналок погиб, тщась защитить город от посланцев Торвента, молодого императора Алустрала. Только младшая девушка, точнее девочка из отряда дорналок успела уйти в граничный ореол Золотого Цветка Ита. По крайней мере, люди в это верят. Ит был обречен уничтожению, но двое Звезднорожденных с горсткой верных из делу Лорчей, тоже, кстати, бывших людьми Синего Алустрала, подоспели с запада и ударили неприятелю во фланг. Отступая, Горхла, советник императора-альбиноса, запечатал воды Сигелло, или, если угодно, озера Уллигеват.

– Запечатал воды?

– Да. В народе говорят проще – «заколдовал город». Мало кто знает целиком эту историю. Зато все уверены в том, что девочку из отряда дорналок можно «расколдовать». Она сумеет снять алустральские печати с вод озера Сигелло. Тогда в городе начнется естественная смена времен года, а из озера исчезнут противоестественные твари.

– И много их, этих тварей?

– Где как.

В этот момент Эгин, который уже некоторое время исподволь ощупывал дорогу впереди Взором Аррума, увидел кое-что помимо надвигающихся темных пятен, какими виделись ему сквозь мглу скалистые отроги Итского кряжа.

– Впереди люди, – тихо сказал он изменившимся голосом.

– Сколько?

– Шестеро. Милас, вы по-прежнему уверены, что вам необходимо попасть в Ит?

– А вы?

– Я – да.

– И я – да. Не стоит волноваться раньше времени. Скорее всего, это сборщики дорожной пошлины. Но если вы вдруг заметите что-то подозрительное – без лишних слов убивайте любого. На этой заставе может случиться разное.

Эгин вздохнул. Конечно, Лагхе следовало бы дать ему более подробные инструкции относительно проникновения в Ит. По всему было видно, что гнорр предпочел промолчать о многом.

Впрочем, что ему, развоплощенному гнорру? Что бы ни поджидало Эгина в Ите, у Лагхи нет выбора: он должен гнать своего единственного союзника вперед. Это единственное, что сохраняет для него надежду избегнуть небытия. Гнорр не из тех, кто учитывает чужие интересы, когда под угрозой очутились его собственные.

Показалась неказистая, но вместительная полутораэтажная будка сборщика пошлины и ажурные деревянные воротца, перегораживающие дорогу. На столбах воротец горели два ярких фонаря в стеклянных колбах под конусовидными жестяными крышками.

В окошке будки мерцал огонек. Туман настолько сгустился, что гребень высокой двускатной крыши будки просматривался с трудом.

Пятеро стражников сидели в рядок на лавке, которая тянулась под стеной будки за воротцами. Они горбатились, оперевшись на копья и задумчиво созерцая землю под своими ногами. Один из них повернул голову и смерил равнодушным взглядом Эгина, Есмара и Миласа.

Эта идиллическая картина, пожалуй, не возбудила бы подозрений в обычном путешественнике. Но Эгин сразу нашел сомнительным, чтобы пятеро служилых просто так молча сидели под дождем без плащей вместо того, чтобы залезть под крышу и там предаваться вялой болтовне и игре в кости.

Перед подозрительными стражами проще всего было прикинуться высокопарным простаком.

– Вечер добрый, граждане Ита! – торжественно провозгласил Эгин.

– Вечер добрый… здоровья вам… – нестройно закивали стражники.

– Отворите врата, граждане Ита, либо назовите плату, – потребовал Эгин как заправский придурок.

Одновременно с этим он почуял, что со стороны столбовой дороги к ним стремительно приближается кто-то. Но кто – определить не смог. До неизвестного существа (существ?) пока еще было слишком далеко.

– С вас мы платы не возьмем, как можно? – ближайший из стражников пожал плечами. – Путевые бумаги давайте только и езжайте с миром. А этот стриженый, который с вами вместе, пусть при нас остается. Нам есть о чем с ним поговорить.

– Сюда, сюда мне свои путевые бумаги покажите, – проговорил неожиданно низким голосом сборщик дорожной пошлины из своего оконца.

Эгин слез с коня и достал пергамент, выправленный Елей. Он подошел к оконцу и посмотрел на сборщика в упор. Чужие, бледно-голубые глаза, которые только что разъяли душу Эгина, выдавали в сборщике отнюдь не мелкого муниципального служащего.

– Братья, у него Преимущественная подорожная сотинальма.

Голос сборщика пошлины был по-прежнему низким. Но теперь в нем слышалась совершенная, невероятная, абсолютная растерянность.

«Братья», числом пять, разом вскочили со скамьи.

– А печать, печать у ней верная? – спросил тот стражник, который рекомендовал Миласу остаться с ними «потолковать».

– Верная, – печально подтвердил сборщик пошлины.

Неизвестный (или неизвестные?) во мгле приблизились настолько, что чуткий слух Эгина уже мог уловить дробящиеся о скалы отголоски конских копыт. Краем глаза он заметил, что пальцы на левой руке Миласа легонько вздрогнули.

– Тогда – ворота нараспашку и начинай музыку, – приказал стражник. – Высокого гостя надо встретить музыкой.

«Какой еще, шилолова кровь, музыкой?» – успел подумать Эгин.

Воротца, перекрывавшие дорогу, распахнулись сами собой. Хлоп!

И тотчас же прямо в мозг Эгина хлынул хриплый рев тысячи боевых труб, нескончаемый вопль ярости и гнева, несущий одно слово – «Смерть!» – и сам бывший смертью.