Тем не менее они не бездельничали и не тратили время попусту. Они двигались так быстро, как могла любая огромная армия, состоящая преимущественно из пехоты. Пятнадцать миль в день, по оценкам Менандра. И Бузес с Кутзесом, когда он их оставил, были уверены, что смогут поддерживать этот темп на протяжении всего марша.

— Три недели, — пробормотал Менандр себе под нос. — Через три недели они будут у Суккура. А после того, как до Суккура доберется пехота, с малва будет покончено. Если Хусрау и Ашот смогут продержаться столько времени, Бузес и Кутзес словно молот ударят по суккурской наковальне. У малва не останется выбора, кроме как отступить назад в Пенджаб.

Он мысленно представил это отступление. Теперь он практически мурлыкал:

«Им придется отступать двести миль. Когда за ними идут наши основные силы, когда им блокирует путь Велисарий, — возможность того, что Велисарий может не дойти до Чинаба, даже ни разу не пришла в голову Менандру. — А мы с Эйсебием ударим по ним с реки при помощи „Юстиниана“ и „Победительницы“. И „Фотия“, который прибудет позже».

Менандр любовно похлопал по толстой деревянной обшивке нового парохода. В соответствии с последним посланием, полученным Бузесом и Кутзесом по телеграфной линии, которую те тянули следом за собой, корабль-брат «Юстиниана» добрался до Бароды и уже заходил в Инд. И тащил за собой еще одну партию ценных поставок на фронт.

— Отличные корабли! — воскликнул Менандр, обращаясь к далекой луне, которой ни до чего не было дела.

После рассвета на следующее утро Менандр громко жаловался поднимающемуся солнцу. Но в этот раз — просто на капризы судьбы, а не сумасшествие далекого Юстиниана с его навязчивыми идеями о модернизации всего, до чего можно дотянутся.

В пятый раз после начала путешествия «Юстиниан» сел на мель. В то время как лоцман должным образом зафиксировал существование наносного песчаного острова на картах, которые делала экспедиция для тех, кто пойдет после них, Эйсебий стянул «Юстиниана» с мели при помощи «Победительницы», двигатель которой работал на полную мощность. После того как «Победительница» преуспела, стягивая с отмели корабль Менандра, собственный двигатель «Юстиниана» сделал все остальное.

Через несколько минут, когда препятствие было преодолено, а грузовые баржи осторожно от него отведены, настроение Менандра снова стало солнечным.

Таким же было настроение и старшего лоцмана.

— Хорошо, что старый император спроектировал эту штуку так, что она может давать задний ход, — весь флот Менандра традиционно и с любовью пользовался термином «старый император», имея в виду слепого Юстиниана, ставшего теперь ремесленником. — Это странно, поскольку он никогда не планировал, что судно будет использоваться на реке.

Менандр скривился.

— Кто говорит, что он никогда не планировал пускать его по реке? — спросил он. Затем, покачав головой твердо сказал: — Не надо недооценивать старого императора. Он — мудрый человек. Спроси любого, кого он когда-либо судил.

Лоцман серьезно кивнул.

— Да, да. Старого императора нельзя подкупить, чтобы он принял решение в пользу какого-то богатого дурня. А если попытаешься, это может стоить тебе головы.

С любовью лоцман похлопал по обшивке корабля и одобрительно посмотрел на одно из тяжелых орудий рядом.

— Это судно наведет божий страх на малва. Вот увидишь.

Менандр уже хотел было добавить пару лестных слов в адрес корабля, но его оборвал резкий свист.

— Снова! — заорал Менандр и побежал к люку, который вел вниз, к помещению с двигателем. — Проклятый Юстиниан и его чертовы изобретения!

То же самое поднимающееся солнце отбрасывало свет на армию Велисария, которая теперь уже далеко ушла от Инда.

— Да, мы определенно оторвались, — удовлетворенно сказал Маврикий. — Хотя люди устали после полуночи быстрого марша. Ты хочешь сегодня пораньше встать лагерем?

Велисарий покачал головой.

— Никакого отдыха, Маврикий. Не раньше того, как сядет солнце. Я знаю, что к этому времени солдаты будут измождены, но они справятся с этим.

Он даже не побеспокоился оглянуться туда, где оставил двух молодых людей нести груз, гораздо более тяжелый, чем следовало бы складывать на их плечи.

— Подгоняй солдат, Маврикий, — проворчал он. — К тому времени как мы доберемся до Чинаба, я хочу, чтобы все люди в этой армии ругали меня денно и нощно. — Маврикий улыбнулся.

— Думаешь, они выместят гнев на малва? — Он улыбнулся шире. — Наверное, ты прав.

КАМБЕЙСКИЙ ЗАЛИВ

Осень 533 года н.э.

— Завтра вы ударите по малва в Бхаруче, — прошептал Эон.

Голос умирающего царя, несмотря на всю слабость, не дрожал, и сам негуса нагаст ничуть не колебался. Ни у кого из людей, собравшихся в царской каюте на флагманском корабле, не возникло трудностей с пониманием его слов. Там собралось все высшее командование морского аксумского флота. Если они и склонялись вперед на своих стульях, сжимая руками колени, но не потому, что напряженно прислушивались. Просто из глубокого уважения. Антонина, наблюдая за ними со своего места, ближе к задней части каюты, обнаружила, что борется со слезами. Теперь, в конце короткой жизни, вся неугомонность и буйство молодого принца исчезли. Осталось достоинство негусы нагаста Аксумского царства.

Эон в это мгновение напоминал ей своего отца, царя Калеба, который тоже погиб — и тоже был убит малва. И не просто потому, что его лицо, осунувшееся от боли и измождения, заставляло юношу выглядеть гораздо старее, чем он был на самом деле. У Калеба не было живого ума его младшего сына, но тот человек источал ауру царственной власти. Как и Эон теперь, перед тем как потеряет и власть, и саму жизнь.

— Вы полностью разрушите их флот. Как торговые суда, так и военные.

Слова, произносимые сухим и хриплым голосом Эона, слегка сливались. Но это нисколько не отвлекало от их смысла. Из-за этого слова царя напоминали расплавленное железо, выливаемое в формы. Ему нельзя отказать, нужно просто принять. Командующие сарвами торжественно кивнули.

— Вы разрушите причалы. Разрушите верфи. Сожжете и разрушите всю гавань.

И снова последовали торжественные кивки.

Эон слегка изменил положение на постели, откинувшись на подушки. Однако на его лице не отразилось и следа боли, которую, вероятно, вызвало движение. Его лицо казалось выточенным из монолитного камня.

И, как знала Антонина, скоро так и будет. Как и в случае Вахси в прошлом году, аксумские сарвены превратят эту глупую смерть в легенду. До того как пройдет год, — она совершенно не сомневалась, — лицо Эона будет высечено в камне по всему Аксумскому царству. И выткано на шпалерах Йемена и Хиджаза.

— Я так приказываю, — сказал Эон. — Пусть даже военно-морской флот Аксумского царства будет разрушен в процессе — но я так приказываю.