Свенельд велел дать всем хмельной браги, брашна и два дня на отдых и сборы. После Волынской тьмы подоспели смоленчане и другие.

Киев готовился к обороне и, на всякий случай, к долгой осаде.

А на полудне, где раскинулись широкие степи, где Непра течёт, повернув на заход, и самые страшные пороги Несыть, Волногон и Вертун преграждают ей путь, там, у Перуновой Прилуки, идёт большая скачка русской и печенежской конницы.

Молодой печенежский князь Курыхан спешит прорваться на полночь, понимая, что чем скорее соединится он с хазарским Яссаахом, тем крепче ударят они по русам, тем вернее будет победа и богаче добыча.

Только встал на его пути темник Веряга со своими двумя полутьмами. Схватились они, будто могучие барсы. Неизмеримо больше воинов и молодого натиска у Курыхана, а у Веряги опыта и смекалки. Да и выучка у русов отменная, — действуют слаженно, без суеты, однако везде поспевают. Недаром Веряга был одним из лучших киевских темников, на расстоянии чуял он противника и, казалось, читал все его тайные замыслы. Русы объявлялись то у порожских курганов, преграждая путь печенежской коннице, то борзо смещались к восходу, так что казалось — они были везде. Только что были здесь, глядь — уже птицами летят по степи, чтоб перенять печенегов в другом месте. И видит Курыхан, что русов меньше числом, да нападают они столь дерзостно, что поневоле закрадывается мысль: где-то неподалёку скрываются основные силы противника.

Незаметно, будто степной волк, подкрался очередной вечер, а за ним ночь раскинула над землёй тёмно-синий полог, будто огромный шатёр, усеянный золотой вышивкой звёзд.

В печенежском стане прямо под открытым небом уснули запылённые и уставшие воины, крепко сомкнув чёрные как ночь раскосые очи. Степной ветер, пролетая меж шатрами вое начальников, шевелил выбившиеся из-под кожаных шлемов, отороченных лисьим и волчьим мехом, тёмные волосы спящих на земле кочевников, а потом мчался обратно в степь, разнося далеко окрест крепкий дух человеческого и конского пота, навоза, сыромятных ремней, кисловатый запах мехов с хмельным кобыльим молоком.

У небольшого костра, защищённого с северной стороны от ветра и взоров противника растянутой шкурой, стоял молодой князь Курыхан, теребя короткую плеть с украшенной серебром и дорогими каменьями рукоятью. Иногда он резко взмахивал ею в воздухе, как бы подкрепляя раздражённый тон своих слов. Напротив, неотрывно глядя в пламя, сидел, скрестив кривоватые ноги в мягких кожаных сапогах, коренастый пожилой военачальник.

— Что молчишь, Саят? Не ты ли учил меня воинским хитростям? День проходит за днём, будто лошади в табуне, а я кладу своих лучших воинов и не могу пробиться к Киеву. Что подумает обо мне Яссаах? Ну, отчего молчишь? — повысил голос Курыхан, стеганув плетью по голенищу.

— Хитёр, будто степной лис, и ловок, как камышовый кот, этот рус Феряга, — степенно обронил старый печенег. — Каждый наш шаг чует, оттого что много нас…

— Что ж, ты предлагаешь мне свои тьмы по степи рассеять, чтоб русы нас поодиночке перебили? — гневно сверкнул очами Курыхан и так сжал рукоять плети, что косточки его смуглой руки стали жёлтыми, как высохшая трава.

Старый печенег оторвал взор от огненных языков и пронзительно взглянул на молодого, прищурив свои и без того узкие глаза.

— Нет, могучий хан, напротив! Я предлагаю вступить в открытый бой с Ферягой. А тем временем десяток наших лучших воинов зайдут с тыла и убьют его. Мы обезглавим русское войско и тогда покончим с ним.

Курыхан быстро сообразил, что придумал его советник, старый опытный Саят.

— Почему десяток, пусть пойдёт сотня!

— Нет, хан, сотня воинов — много следов. Русы увидят, будет погоня. А десятку затеряться легко, будто горсти песка средь травы…

— Хоп! Будь по-твоему! — согласился Курыхан, засовывая плеть за голенище. — Только сам отбери лучших лазутчиков да напомни им — не привезут мне голову руса, тут же лишатся своих!

Ночная тьма ещё только собиралась уступить место Заре, когда десять печенежских воинов в полном молчании покинули стан и растворились в предрассветной мгле бесшумными тенями.

Восходящее солнце застало их далеко в пути, скачущими к русскому северу по широким степям, поросшим седыми ковылями, жёлтыми зверобоями, зелёными пыреями и душистыми чабрецами, всё дальше и дальше, пока не убедились, что пробрались далеко в тыл. Потом повернули к Непре, вышли на след русской конницы и поскакали обратно.

Опытные и сильные воины, они не только умели мастерски владеть мечом, луком и ножом, но и продвигаться по чужой земле, оставаясь незамеченными, не ввязываться ни в какие стычки и избегать случайных встреч, даже если это были мирные жители. Кусок вяленой конины или баранины, горсть ягод, вода из ручья — вот всё, что служило им пищей. Их кони, как и хозяева, могли переносить голод и жажду, скакать всю ночь напролёт, терпеливо ждать.

Некоторые из печенегов понимали русскую речь, а двое неплохо говорили по-русски.

Наконец, достигнув непровской излучины, они вышли к порогам, взобрались на курган и увидели перед собой как на ладони рассыпавшуюся русскую и печенежскую конницы, которые вели жестокое сражение между собой.

Спустившись в овраг, лазутчики стали приближаться к полю битвы. Здесь, в тылу русского войска, они были вдесятеро осторожнее, стараясь не издавать ни звука, переговариваясь в основном знаками и ловя чутким ухом каждый шорох. Копыта лошадей были обвязаны мягкой кожей с прокладками из сухой травы.

Темник Веряга на гнедом жеребце стоял на кургане, приставив ладонь ко лбу, чтоб не слепили солнечные лучи, и глядел, как две тьмы, разворачиваясь на ходу крыльями, сходятся с печенежскими ударными силами. На сей раз противникам не удалось избежать боя… Хорошо, что накануне подоспел на подмогу Лесина, две тьмы — это уже не одна!

То один, то другой всадник подскакивал к нему и вновь летел прочь, чтоб донести слово военачальника полутемникам и тысяцким.

Зоркие глаза степняков сразу заприметили одинокого всадника на кургане, к которому стекались посыльные. Но тот ли это? Чтоб удостовериться наверняка, следовало подобраться как можно ближе. По оврагу дальше идти нельзя, слишком глубокий, придётся через кусты и заросли по лощине, она ведёт почти к самому подножию кургана.

— Дальше верхом не проехать, — почти беззвучно шепнул десятник. — Четверо остаются с лошадьми, а шестеро — со мной, ползком, и пусть боги помогут нам!

И вновь, то делая перебежки и затаиваясь, как юркие ящерицы, то подобно чутким змеям ползут, прижимаясь брюхами к земле, печенеги медленно, но верно приближаются к цели. Шесть пар чёрных очей вглядываются в русского военачальника, всё больше убеждаясь в том, что это их жертва. Все приметы совпадали: высокий, кряжистый, средних лет, на гнедом коне. А когда жеребец, гарцуя, повернулся боком и на притороченном к седлу щите золотым и червонным колером сверкнуло изображённое на нём солнце с буквой «В» посредине, обозначавшей имя темника, у лазутчиков не осталось сомнений, — именно такой щит был выкован русскими кузнецами специально для Веряги по его заказу.