…Аксель Оксенштерна, граф Седермере, принял Йоханна Синельсона (Шуйский — на шведский лад!) в рабочем кабинете. Канцлер сидел рядом с огромным камином, в который можно было бы запихать не меньше воза дров. Видимо, в последнее время старая кровь плохо грела старика.

Соратник короля Густава и бывший регент при малолетней королеве чем-то напоминал царского воспитателя Морозова. Редкая борода (покороче, правда, нежели у русского боярина), высокий, с залысинами, лоб и тяжелый взгляд… Взгляд мудрого, пожившего на свете человека, привыкшего к почти безграничной власти.

— Господин Синельсон, — говорил Оксенштерна. — Швеция недавно закончила две самые тяжелые войны, которые она когда-либо переживала. И, к счастью, они оказались удачными. Но сейчас мы стоим на пороге новой войны с Речью Посполитой. Единственное препятствие к этому — королева, которая не желает войны, и риксдаг, который не хочет дать для этого денег. Но события могут пойти так, что деньги им давать придется. Теперь, что касается лично вас, — посмотрел старик на Тимофея. — Как я знаю, пока ваше содержание еще не стало проблемой для нашей казны. Но если попытаться возвести вас на русский трон… Это равносильно тому, чтобы развязать новую войну. Естественно, что члены риксдага зададут мне вопрос: «Зачем нам это нужно? Чего ради тратить деньги?»

— Сколько мне помнится, — попытался уговорить Тимофей канцлера, — во время Смуты Швеция выбила русских с Балтийского побережья и едва не создала в России собственное королевство! Почему бы с Божией и с моей (скромно потупился он) помощью снова не попытаться это сделать? Ведь в случае моего воцарения на престол я могу отдать Швеции и Новгород, и Псков. Думаю, что прибыток от такого гешефта будет выгодным для Швеции.

— Все, что вы говорите, разумеется, очень заманчиво. Но! — внушительно сказал канцлер. — Ваша коронация достаточно проблематична. Сейчас мы более чем заинтересованы в хороших отношениях с Россией. Швеция нуждается в древесине для кораблей, парусине и канатах. Нам гораздо выгоднее торговать, нежели воевать. Ну, и потом, — с неким сожалением добавил Оксенштерна, — в Стокгольме уже два месяца сидит русский посланник Алмаз Иванов, который имеет при себе письмо от царя Алексея с требованием выдать вас русскому правительству. Царь пишет, что вы — беглый вор и самозванец. Кстати, этот посланник уполномочен заключить договор на размещение в России заказа на канаты для королевского флота. И, кроме того, сей господин дьяк имеет право подписать соглашение о поставке крупной партии железа для русской армии.

— А он ничего подписывать не хочет, пока ему не выдадут мою голову, — загрустил Тимофей.

— Нет, — совершенно серьезно сказал Оксенштерна. — Одной головы ему мало. Он требует вас целиком. И хотя у меня есть рычаги давления на парламент, многие из членов риксдага не желают терять прибыль. Им гораздо проще согласиться с доводами русского царя о том, что вы самозванец, нежели слушать мои речи о том, что в случае вашей коронации Швеция сумеет что-нибудь приобрести. Да и доводы русского посланника вкупе с письмом царя кажутся парламенту более весомыми, нежели ваша сомнительная авантюра. Поэтому я даже не буду и пытаться заговаривать с членами парламента о новом русском царе. Мне и так приходится тратить огромные усилия и все свое влияние, чтобы риксдаг не принял решение о вашей выдаче. Разумеется, ее величество проигнорирует это решение, но, — развел старик руками, — парламент может урезать цивильный лист, а доходы с личных владений королевы не так уж велики. Пока мне удалось убедить наших бюргеров в том, что вы — личный гость ее величества.

— Почему? — мрачно поинтересовался Акундинов. — Вам-то какой резон стараться?

— Прежде всего, из-за королевы. Когда-то она прочитала жизнеописание английской королевы Елизаветы, и оно произвело настолько сильное впечатление, что она решила остаться королевой-девственницей. («Как же!» — злорадно подумал Тимофей, знавший, что у королевы было несколько любовников). Увы, доброе отношение ее величества к некоторым персонам изрядно повредило ее доброму имени. Тем не менее королева не желает сочетаться законным браком, что означает отсутствие у шведской короны наследника. По крайней мере, законного… — выделил канцлер, глядя прямо в глаза Тимофея. — Таким образом, если с королевой, не дай бог, что-то случится, на шведский престол может претендовать племянник королевы, польский король Ян Казимир. Как следствие этого, внутри страны наступит гражданская война.

— Ну а при чем же тут я? — спросил Тимофей, немного запутавшийся в политических расчетах старика. — Уж за меня-то точно она замуж не пойдет!

— Действительно, — кивнул Оксенштерна. — Можно было бы рассмотреть вашу кандидатуру как принца-консорта, если бы ваше положение не было таким… спорным. Но даже если и допустить, что вы законный наследник русского престола или родственник царя Алексея, свадьба русского принца с королевой Швеции…

Канцлер замолк. Потом, взяв с решетки железный прут, стал неспешно шевелить пылающие поленья. Тимофей терпеливо ждал. Наконец старик отложил прут в сторону:

— Видите ли, господин Синельсон, ее величество искренне желает отречься от престола…

«Вот ведь стерва! — ругнул про себя королеву Тимоха. — Все бы ей любовь-морковь! А про главное-то не говорит».

— Удивлены? — усмехнулся канцлер. — О, а как же будет удивлен и риксдаг, и Государственный совет, и дворянство! Думаю, что и вся Европа. Не так уж часто августейшие особы добровольно отрекаются от престола…

— И, что, я должен уговорить королеву остаться?

— Думаю, этот вопрос ее величество решит без вашего участия, — мягко поставил его на место Оксенштерна. — Мне бы хотелось, чтобы вы помогли в другом…

— В чем же тогда? — грустно спросил Тимофей. — Поясните, граф.

— Остаться с королевой еще хотя бы на три-четыре месяца. А лучше — на полгода. В свое время я допустил ошибку, когда выступил против брака ее величества с ее кузеном Карлом-Густавом Пфальцским. Королева, отказавшись от замужества, добилась того, чтобы объявить его наследником престола, так что здесь я был бессилен. Но все же есть еще ряд вопросов, которые нужно решить сейчас. Например, нужно добиться, чтобы королева после отречения получала не менее двухсот тысяч талеров ежегодного дохода. Я хочу, чтобы ей шли доходы с Готланда, Эланда, Эзеля и Померании. Христиана-Августа требует, чтобы в отведенных землях ее по-прежнему считали королевой.

— А разве такое возможно?

— Почему нет? Но ей будет запрещено отчуждать эти области, а население вместе с самой королевой будет обязано присягнуть на верность Карлу-Густаву. Но потребуется согласие сословий — бюргеров, духовенства и крестьянства. В случае если все это удастся, я буду спокоен за будущее девочки и за судьбу королевства.

— А когда все закончится, то вы, граф, выдадите меня царю? — спросил Тимофей.

— Ну зачем же мне это нужно? — искренне удивился канцлер. — Вы считаете меня настолько неблагодарным?

Тимофей промолчал. Ну, не говорить же канцлеру, что именно так он и считает? Вот, доведись ему быть на месте канцлера, он бы так и сделал. Как там в Кристинкиной книжице-то написано: «Мавр сделал свое дело…»