Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пыль дорог была смыта, одеяние индейца заменено на цивильную одежду. Слоан пересек двор гостиницы и оказался в салуне «Десять пенни».
Джо, бармен, крепкий коротышка, тут же выставил перед посетителем бутылку самого лучшего виски, доставленного из Теннесси. Слоан, поморщившись, опрокинул в себя первую порцию обжигающего напитка. За первой последовала вторая, ее он принялся потягивать неспешно.
Наступил вечер, темнота спускалась на город. Через несколько часов, подумал он, здесь будет не пробиться, бар заполнят шахтеры, оказавшиеся проездом в этих краях путешественники и безработные, слоняющиеся без дела в ожидании лучших времен. Сейчас же единственными, кроме него, посетителями были два пожилых золотоискателя, которые отчаянно резались друг с другом в карты.
Слоан наливал себе уже третью порцию виски, когда за его спиной появилась хозяйка заведения Лорали вместе с Джеком Клитом по прозвищу Деревянная Нога.
— Выглядишь ты неважно, голубок, — мягко проговорила она.
Слоан обернулся и, окинув ее взглядом с головы до ног, криво усмехнулся. Лорали была женщиной привлекательной, немолода, под пятьдесят, но чувственна и желанна не менее, чем иные из ее молоденьких девушек. В белокурых волосах серебрились седые пряди, но в остальном время словно и не коснулось ее, по-прежнему хороша — мягкие, янтарного цвета глаза, точеное лицо. Тонюсенькая талия и более чем полная грудь. Всегда мила и доброжелательна. Трезвая практичность деловой женщины удивительным образом сочеталась в ней с добротой и мягкостью. Эта женщина, вне всякого сомнения, располагала к себе.
— Неважно выглядишь, да еще и зол, как шершень, — продолжала она.
Слоан улыбнулся, поднял бокал, приветствуя хозяйку, а после, когда Джо поставил для нее бокал, налил ей виски.
— Просто устал, Лорали, — сказал он.
Во взгляде женщины промелькнуло сострадание.
— Хотела бы утешить тебя, да не могу. Ты же знаешь, я взяла себе за правило не спать с клиентами, хотя от одной твоей улыбки, когда соблаговолишь одарить ею, кругом идет голова.
Слоан рассмеялся:
— Спасибо. Звучит как комплимент.
— Это и есть комплимент.
— Большинству женщин индейцы не по душе.
— Что верно, то верно.
Он вскинул брови, удивившись столь открытому признанию. Надо было сказать Лорали, что мир — отвратительная штука и становится еще хуже, если, упаси Господи, влюбишься. Он был влюблен однажды. Всего один раз. Она ответила ему взаимностью, клянясь в вечной преданности.
Но затем вмешался ее отец. Принялся стращать, мол, неизвестно, когда и как проявит себя кровь краснокожего, когда дикарь одержит в нем верх над благородным аристократом, коим он являлся по материнской линии. Отец девушки нашел ей жениха — белого юношу из Небраски, которому судьбой было уготовано пойти по стопам отца и — прямиком в конгресс США. В том, что мальчик пойдет далеко, никто не сомневался. Бесконечная преданность уступила место безмерному честолюбию.
Самым неприятным в этой истории было то, что бывшую сердечную привязанность Слоану приходилось видеть довольно часто. Жестокая жизнь преподносила свои шутки. Ее конгрессмен растолстел, растерял почти все свои волосы и половину зубов. Что до политической карьеры мужа и радостей, связанных с этим, она получила сполна, а вот дома… увы. Каждый раз, когда их пути пересекались, она всячески старалась возобновить прежние отношения. Возможно, ей и в голову не приходило, какую боль она причинила Слоану когда-то. Правда, сейчас это уже не имело никакого значения. От удовольствия общаться с женщинами он не отказался, просто перестал доверять им.
— Хочешь излить душу? — предложила Лорали.
Улыбка, не сходившая с губ Слоана, стала еще шире. Он покачал головой:
— Лорали, я чувствую себя словно тигр, загнанный в клетку. Собеседника, даже мало-мальски сносного, из меня не получится.
— А у нас пополнение. Только что с востока. Красотка, каких поискать. Уверена, именно то, что тебе сейчас нужно. С минуту Слоан обдумывал предложение. Отчего-то вспомнился Ястреб и его жена. Они постоянно были друг с другом на ножах — что ж, вполне естественно. Слоан прекрасно знал, каким образом Ястреб обзавелся женой, догадывался, что испытывала Скайлар. И все же Слоан завидовал им. Между ними воздух был словно наэлектризован, а вспыхивавшие искры рождали чудотворное тепло. Скайлар была женщиной необыкновенной.
Шлюха сейчас? Слоан понял, что ни малейшего желания общаться с особой подобного рода, какой бы красоткой и профессионалкой та ни была, он не испытывает.
— Лорали, — сказал он и, потянувшись, поцеловал женщину в лоб. — Только не сегодня. Я собираюсь взять свое виски, запереться в номере и напиться до блаженного бесчувствия.
— Слоан, поверь, ты будешь удивлен…
— Лорали!
— Сегодня все за мой счет. Ты человек хороший.
— А еще вымотанный и злой. Подыщи для девушки клиента посимпатичнее, чем я, Лорали!
Слоан сгреб бутылку, швырнул на стойку бара горсть монет и вышел.
Он пересек небольшой дворик, отделяющий салун от благопристойного заведения Смит-Соме. Устремил взгляд в темный бархат ночного неба. Поспать — вот что ему сейчас надо.
Никого, кто бы последовал за ним, воспользовавшись дверью черного хода, Слоан не заметил. Он поднялся по лестнице в свой номер, закрыл дверь и устало прислонился к ней. А здесь недурно. Большой камин, в котором весело потрескивали поленья. Уютные кресла у огня. Письменный стол с одной стороны, туалетный столик — с другой. Огромная кровать. Привезти все это великолепие с восточного побережья, должно быть, обошлось в копеечку.
Слоан взглянул на бутылку виски. Половины как не бывало, а растревоженные нервы, острые, точно битое стекло, успокоить так и не удалось. Когда в бутылке останется на самом донышке, придет спасительный сон.
Устроившись в одном из кресел у огня с пузатым бокалом, предназначенным для бренди, но в котором сейчас золотилось виски, Слоан хмуро смотрел на огонь. Прежде чем сделать очередной глоток, он долго раскачивал бокал, наблюдая за тем, как янтарная жидкость лижет хрусталь.
— За злодейку жизнь! — громко проговорил он, поднимая бокал и любуясь через призму прозрачного напитка красноватым пламенем. Золото и янтарь. Острые углы, похоже, начали сглаживаться.
Да что он в самом деле себе такое вообразил? Будто способен горы свернуть? Он, наполовину индеец, живущий в такое сложное время! Реального перемирия стороны никогда не достигнут, но даже если сумеют, разве будет оно иметь какое-то значение? Индейцев все равно не прекратят оттеснять все дальше и дальше на запад.
Слоан потер лоб. Только сумасшедшему могло прийти в голову, что он сможет принести пользу своему народу, если поступит на службу в армию белых, где допускалось убийство даже малолетних детей, — зло якобы надо искоренять в самом зародыше, а все индейцы — дикари.