Губы парня шевелились, но слов было не разобрать.

– Что ты делаешь?

– А?! Мы стоим… Холодно…

Блондин содрогнулся всем телом, насколько позволили манжеты.

– Как стоите?

– Рядом…

– Рядом – или строем?

– Вроде, строем…

– Как именно?

– Двое… Еще двое… Один впереди.

– Держите строй, курсант.

– Я…

– Что бы ни случилось, держите строй. Вам ясно?

– Я… Больно! Доктор! Помогите! Больно!!!

– Строй! Держи строй!..

* * *

– Добрейшее утречко, доктор! Третье кресло, я помню! И манжетики пристегнуть. Как ваше ничего? Замечательно! Рад слышать. У меня? Вы лучше спросите, когда Спурий Децим Пробус жаловался на жизнь? Не слыхали? А я о чем вам толкую, эскулап вы мой золотой? «Не дождетесь!» – вот девиз старика Пробуса! Что у нас сегодня для души? Третий лютневый Ван дер Лосса? Надо же, как бойко! Тири-там-тирьям… О! Кстати! Знаете, что мне сегодня заявила моя соседка? Это вам не лютня, доктор, это медные тарелки! Фанфары! Вы только послушайте…

С первого раза, улыбнулся доктор Туллий. Тебя я запомнил с первого раза – в лицо и по имени-фамилии. Старик Пробус, ходячий монолог! Чтобы забыть такого, как ты, надо страдать амнезией в тяжелой форме. И знаешь, что я скажу? В твоем обществе я отдыхаю душой, особенно после визита нервного блондина.

Предыдущему курсанту доктор вынес вердикт: «Непригоден». Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. На парня было жалко смотреть. Блондин уже видел себя в космосе, бегал трусцой от звезды к звезде, и нате вам – с небес на землю! Согласно инструкции, Туллий подсластил горечь пилюли: государственная стипендия на время обучения в университете, преференции при устройстве на работу, налоговые льготы, индексация зарплаты, скидки в санаториях и домах отдыха… И, конечно же, строжайшее сохранение врачебной тайны. В личном деле блондина нигде не будет указано, что его психосоматика оказалась несовместимой с корсетными взаимоотношениями. Прознай сокурсники, что блондин с грехом пополам одолел курс «солдатчины», а на «офицерке» сломался – парня насмерть затравят насмешками. «Десятинщик», годный лишь для подчинения, не способный командовать другими! В коллантарии он собрался! В космос пешедралом!

Теперь курсант-неудачник получит возможность презрительно цедить через губу: «Ха! Три месяца халявы на казенных харчах, и вот: получите и распишитесь! Стипуха, льготы, жизнь в шоколаде! Скажете, оно того не стоило? Облом же с любым может случиться. Знаете, какой там отсев?!»

Доктор Туллий знал. Отсев на финальных тестах – коллант-совместимость и выход в большое тело – был колоссален, невзирая на успехи в прохождении корсетного курса. Это не являлось тайной. Империя была честна со своими гражданами. Скрывался только предварительный отсев тех, кто не дошел до финала из-за несовместимости психосоматики с корсетом. При поступлении в военные училища эту проблему выявляло детальное обследование, которое проходили будущие курсанты сразу после подачи документов, еще до вступительных экзаменов.

В отличие от училищ, коллант-центры широко распахнули двери для всех желающих. Такова была новая имперская политика.

Увы, подумал доктор, сам парень будет знать правду. Как ни распускай хвост перед дружками, а главное, подружками… Он-то стремился в коллантарии! У блондина было от рождения слабое клеймо. Надо проверить остальных. Если обнаружится закономерность…

– …представляете, доктор? Она мне: позор, приличный мужчина, с репутацией, не юнец задрипанный – и туда же! В десятинщики! Не стыдно вам, Пробус?! А я ей: душа моя, я что, в армию собрался? Я и в коллантарии не рвусь. Зачем мне этот космический геморрой? Возьму в корсет беднягу-тузика, приобщу к благам цивилизации – и будет мне славненькая икорка на хлеб с маслом! Три «П»: прибыль, почет, поощряется государством. Вы имеете что-то против государственной политики, душа моя? Гражданин и патриот откликнулся на призыв родины…

Врет, отметил доктор. Врет, и сам не знает, что врет. Наверняка попробуется в коллант – из чистого любопытства. Таким, как он, любопытство – нож острый.

Пробус очень страдал: он так хотел жестикулировать, что просто караул, но руки были пристегнуты к креслу. Досадное ограничение гражданин и патриот компенсировал мимикой обезьяны. Туллий с трудом вклинился в его болтовню:

– Как самочувствие?

– Отлично! Лучше всех!

– Боли не ощущаете?

– Ни малейшей!

– Что видите?

Пробус сосредоточился:

– Как обычно. Степь в снегу, я в пяти экземплярах. Стоим на месте, держим строй: два-два-один. Доктор, хотите свежий анекдот?

– Испытываете какие-нибудь трудности?

– Ни малейших, доктор! Стоим в почетном карауле, в ус не дуем!

– Очень хорошо. Если что, сразу сообщайте.

– Есть! Так вот, анекдот. Приходит гематр к вудуни…

Уникум, оценил доктор Туллий. На его памяти Пробус был первым и единственным, кто весело и непринужденно трепался на посторонние темы под «офицеркой». Пробус переносил корсетный курс настолько легко, что ему разрешили ночевать не в коллант-центре, а дома, благо жил курсант рядом: двадцать минут лету на аэромобе. С агрессивностью, как отражением функций клейма, у курсанта, по профессии – наладчика навигационного оборудования, тоже все было в порядке: чуть повышенная, без спонтанных всплесков. Если Пробус и раздражался, то рукам воли не давал.

– …так вот, соседка, вдова Цинция. Она мне: тузика заведете? А вдруг он в подъезде гадить начнет? На женщин бросаться? Я ей: душа моя, я на вас и сам бы бросился, да боюсь. Очень уж вы серьезная женщина, лечь и не встать. Такой ресурс, что никакого тузика не нужно. Мне ваш супруг, земля ему пухом, докладывал…

Количество меркантильных Пробусов, явившихся в коллант-центры не для выхода в большое тело, а ради возможности приобрести живой энергостабилизатор, в последнее время резко увеличилось. Средних лет, среднего достатка, отцы семейств, молодящиеся матроны, менеджеры, коммивояжеры, бухгалтеры, школьные учителя – они разбавили поток молодежи, рвущейся в космос. «Тузиковый бизнес» набирал обороты. Знакомый доктору Туллию офицер – легат Квинт, начальник Особого отдела в училище на Тренге – выйдя в отставку, нашел себе хлебное местечко на Астлантиде. Официально Квинт значился вице-консулом дипломатического представительства Великой Помпилии. На деле же легат работал «орлом-Y», помогая младшим офицерам, прибывшим за очередной порцией эмигрантов, брать тузиков в корсет.

С Квинтом доктор состоял в переписке, обмениваясь текстовыми пакетами через гипер. Туллий не знал, почему хитроумный легат выбрал в корреспонденты именно его, но согласился без колебаний: переписка вызывала у доктора неподдельный интерес. Слог у вице-консула оказался легкий, ироничный, как в авантюрном романе. Сценки из быта туземцев, реакция астлан на видео-лекции «Ойкумена: миры на ладони», экспедиции в джунгли, когда «орлы-Y» возглавляли группу «орлов-Х», отправляясь на заготовку живых энергостабилизаторов – ответы доктора сильно проигрывали письмам Квинта в увлекательности.