– Я склоняюсь к мысли, – поведал Норов, – что Атлантида существовала – и совсем недалеко отсюда. Геркулесовы столпы, за которыми она обреталась – не пролив Гибралтара, а устье Нила, а потопленный под водами сего озера город Ираклеополис назвал в честь Геракла. Против него при входе в одно из устьев Нила указывали путь кораблям колонны-маяки. Надеюсь, вы не станете отрицать, что здесь погибли многие города, кроме сего названного: Тенезус, Туна, Диосполис, против которого и прорвалось море? – И едва дождавшись моего уклончивого согласия, продолжил со страстью: – Узкая ныне коса на севере отсюда, что разделяет озеро от моря, в древности вовсе не существовала, Страбон, однако, застал здесь уже всё как видим и мы: коса прорвана в четырёх местах, и два прорыва судоходны. Что же до моря, то некогда…

– Его переходили вброд и гоняли стада по рукотворной плотине до Кипра, который в ту пору составлял остров, вшестеро больше нынешнего, – завершил я, радуясь от того, что едва ли не сразу нащупал его тщеславный интерес. Теперь следовало мне осторожно разрабатывать сей клад, подкапываясь под сведения, кои хранил он ещё с Петербурга.

– Совершенно так. И Плиний пишет, что Кипр тогда соединялся тем же образом с землёю Сирии, – подхватил он увлечённо, – дамбой или, если угодно, перешейком.

Всё больше убеждался я в мысли, что не является он добровольным членом тайного союза, а содействует ему неосознанно или по ловкому принуждению.

– Но египетский царь Дарокун приказал вырыть канал из Мрачного моря, – провозгласил я торжественно, – дабы он мог им служить преградой против греков. Расчёт оказался неверен, и воды моря затопили многие плодородные земли, породив нынешний Архипелаг.

– В географическом словаре Якута сказано, что Дарокун обладал огромной силой и познаниями в магии, он пишет о нём, как о том царе, что пролил Атлантический океан в море Средиземное. Диодор Сицилийский весьма похоже описывает деяния Геркулеса. Он же, кстати, утверждает, что после гибели Атлантиды некоторые из атлантов спаслись и жили у подножия гор Атласа, что в Ливии, которой он именовал север материка, который мы с вами сейчас попираем. Однако не забудем, что у Плиния описан мост между Андалузией и Тангером, по которому стада переходили на север Африки; его составляли огромные камни, и море беспрепятственно проникало сквозь его ущелья. Я не смотрю на эти рассказы, как на невероятные легенды, Алексей Петрович, ибо подобное знают и близкие к нам времена. Португальские книги пятнадцатого века описывают мост Адама – так его именовали мусульмане, а индусы именуют мостом царя Рамы. Он протянулся на тридцать вёрст от Индии до Цейлона. После землетрясения он распался и частью погружен под воду, но один англичанин утверждает, что прошёл по нему совсем недавно, ибо лишь в двух промоинах глубина превышает полтора аршина. Вы читали «Тимея»? Впрочем, зачем я спрашиваю… Однажды атланты допустили какую-то ошибку и уничтожили свой остров.

– И вы склонны предполагать, что они учинили потоп, который и погубил их?

– Или некто, искавший защиты от них. Те же пытались защититься от наводнения. Они пытались приказать своему острову сменить место.

– Магия против магии? – усмехнулся я. – У Платона нет ничего похожего на вашу теорию.

– И Дарокун и атланты имели огромную власть, потому что говорили на особом языке.

– В это трудно поверить, – сказал я уже без прежней уверенности, и насторожась.

– «Аще имате веру и не усомнитеся аще и горе сей речете: двигнеся и ввергнись в море, будет» – как вам такие слова Матфея? Вы ведь знаете их, но понимали иносказательно.

– Вовсе нет. Но то слова Господа, которому подвластно всё.

– Или тому, кто обязан силой вере – тому особенному языку, что подобает для бесед с Творцом.

Он правил коня к пригорку дамбы, скрывавшей от нас горизонт и явно намеревался взобраться верхом по её покатому краю, чего позволить я ему никак не мог. Я предупреждающе крикнул, чтобы был он осторожнее, ибо песок плохо укреплён, а по ту сторону сразу стоит вода, но бравый полковник никак не желал внять совету, тогда мне пришлось обскакать его и заступить дорогу, чему он оказался не менее огорчён, чем удивлён. Я с трудом убедил его отказаться от опасного предприятия, под предлогом, что лошадь может легко оступиться в воду, не рассчитав движения. Чтобы как-то скрасить его разочарование, я обещал по возвращении всецело удовлетворить его любопытству. Далеко за полдень повернули мы к биваку, где готовился обед.

Я угощал его вином, на неуклонное действие которого весьма рассчитывал в замышленном мною разговоре, и некоторое время не касался главных дел, ради которых вступил с ним в игру.

Он охотно повествовал о своём путешествии по Европе десятилетней давности, и шутки его могли рассмешить любого, кто не уловил бы многократно отрепетированный монолог, который он читал, полагаю, многим. В любом рассказе, описывающем тем паче старинное приключение, можно уловить немало неточностей и противоречий, его же история оказалась гладкой, как мутное зеркало, в котором не отражалась вся истина. Я бережно подталкивал его вопросами, но он нигде не оступился.

Норов не спеша перебирал старинные украшения, монеты и предметы утвари, которыми Прохор угодливо заставил широкий дощатый стол, часто со знанием дела давая верные предположения или высказывая неожиданные гипотезы, пока один из барельефов не задержал его интерес надолго. Существа малорослые метали копья в какое-то огромное химерическое чудовище. Я молчал, ожидая от него предположений, он иногда вопросительно взирал на меня. Четверть часа он внимательно вертел в руках алебастровый осколок, и всё так же молча, со вздохом, отложил его словно бы преодолевая сопротивление усилием своей воли. Кажется, он хотел отдалиться от смутившего его предмета, потому что поднялся из-за стола, и, прихватив вина и воды, мы переместились к очагу, устроенному прямо на земле. Раскуривши трубку, он поведал вдруг, что если бы не скорая Пасха, которую мечтает он встретить в Иерусалиме, непременно бы напросился мне в помощники, но тем сам же избавил меня от раздумий, под каким благовидным предлогом отказать ему в том желании.

– Я, знаете ли, мечтаю найти останки атлантов, а где, как не здесь, искать их! Как я завидую вашим стараниям, Алексей Петрович.

– И как бы вы отличили атланта от случайно утонувшего араба? – поинтересовался я.

Но он ничуть не смутился, напротив, воскликнул, что это легче лёгкого, в силу исполинского сложения первых. Ведь десять братьев, основавших народ тот, произошли от союза бога Посейдона и смертной женщины, и без сомнения были гигантами. В мифе этом трудно не узнать ветхозаветный сказ о смешении ангелов и земных женщин.

Это было вовсе уже не забавно, о чём я ему несколько мрачно поведал, а он со страстью, ставящей его интерес вне подозрений относительно моих трудов, принялся рассказывать всё, что было ему известно о великанах древности, при этом, как водилось за ним, твёрдо придерживался Библии, из которой его поразительная память выуживала несметное число упоминаний этих существ.