— Потому что он обижает ее! — сердито выкрикнул Чезаре, который вовсе не испугался гнева отца, а, напротив, сверкнул на него горящими ненавистью глазами. — Она еще ребенок, моя сестра, и я больше не потерплю, чтобы кто-нибудь ее обижал! Ты меня понимаешь, отец?

Смертоубийственная ярость полыхала в глазах Борджа. Он выкручивал Чезаре руку, пока тот не закричал. Резким, порывистым движением Родриго оттолкнул сына, тот упал и ударился о мраморный пол. Лукреция пронзительно завизжала и кинулась к брату.

— Не бей его, — рыдала она. — Папа, пожалуйста… Чезаре, тебе больно?

— Я возлагаю на тебя все свои надежды, — зашипел Борджа, обращаясь к старшему сыну. — Я подарю тебе целый мир, но только не разочаровывай меня. Чтобы ты больше не смел так себя вести перед важными персонами, особенно перед Папой!

Мальчишка встал на ноги и взял за руку сестру. Лукреция смотрела ему в лицо с раболепным обожанием.

Чезаре произнес с такой же угрозой в голосе, как у отца:

— Клянусь, я убью любого, кто посмеет обидеть ее!

Держа Лукрецию за руку, он повернулся спиной к отцу и быстро зашагал прочь. Джованни захихикал, и Родриго вскинул руку, как будто собираясь ударить его, отчего тот сейчас же напустил на себя почтительный и серьезный вид.

Кардинал взял младшего сына за локоть и поспешил за другими детьми. Я не сдвинулась с места, пока они не скрылись из виду.

Честно говоря, в тот день я явно была на стороне Чезаре. Я знала, каково это — беззаветно любить родного человека и желать смерти всякому, кто обидит его. Я лишь надеялась, что в отличие от меня Чезаре найдет способ защитить свою обожаемую сестру.

Не в пример Катерине, Джироламо был настолько подавлен мыслью о скорой смерти Папы, что редко показывался в Ватикане. Отчаяние капитана папской армии было вызвано вовсе не боязнью потерять отца и покровителя, а грядущей гибелью всех его амбиций. Джироламо была невыносима мысль о том, что он лишится власти и вернется в смехотворно маленькие владения, состоящие из Имолы и Форли.

Несмотря на слабые возражения Сикста, Джироламо вынудил клан Орсини присоединиться к папской армии и выступить против Колонна Он надеялся присвоить часть многочисленных дворцов и крепостей этой семьи, расположенных вокруг Рима, раньше, чем случится неизбежное.

Я втайне сочувствовала клану Колонна, который вовсе не заслуживал гибели только из-за того, что их взгляды расходились с мнением Сикста. Катерина, которая, как и Джироламо, прекрасно понимала, что Риарио необходимо сейчас захватить как можно больше земель и власти, поддерживала мужа на протяжении всей войны. Уже было ясно, что она беременна, но Катерина не теряла надежды присоединиться к Джироламо на поле сражения.

Однако граф велел ей оставаться дома с детьми. Когда дожди прекратились и установилась хорошая погода, он повел папскую армию, объединенную с войсками Орсини, на восток, в глубь холмов. К середине лета Джироламо захватил город Каве, принадлежавший Колонна, и объявил его собственностью Риарио.

Семья Колонна, не сумевшая собрать армию, которая могла бы дать отпор объединенным силам Папы и Орсини, сдалась и предложила принести любые извинения, выплатить компенсацию, чтобы снова заслужить благословение его святейшества. Джироламо отказался от всего и потребовал земли и богатства. Поэтому война продолжилась, и в июле Джироламо отнял у Колонна город Капранику.

Опьяненный успехом и уверенный в новых победах, Джироламо пригласил Вирджинио Орсини, главу семейства, и Катерину с детьми приехать к нему в лагерь, разбитый под стенами очередной его мишени, города Пальяно.

Катерина решительно настроилась ехать, несмотря на то что к этому времени была уже на седьмом месяце. Я ругала ее, но она отвечала, что чувствует себя прекрасно, поэтому причин для беспокойства нет. Я с большой неохотой согласилась сопровождать госпожу и проследила, чтобы среди свиты оказалась повитуха.

Меня нисколько не прельщала война и необходимость жить в грязи рядом с солдатами, но Джироламо удивил всех нас. В богатейшей сельской местности под стенами Пальяно он поставил громадные шелковые палатки, украшенные знаменами, обеспечил лагерь всеми мыслимыми удобствами: настоящими стульями и кроватями, колодцем с чистой водой и даже четырьмя деревянными уборными. Все это великолепие находилось на вершине холма, выше солдатского бивака и лошадей с волами, поэтому до нас не доходили отвратительные запахи и виды. С первого взгляда казалось, что здесь проходит рыцарский турнир, а не война.

В одной большой палатке поселили Вирджинио Орсини с сыновьями, в другой — Катерину с детьми, в третьей жил Джироламо со своими ближайшими помощниками, в числе которых, к моей несказанной радости, был и Лука, уехавший вместе с господином еще весной. С наступлением темноты мы с Лукой выбирались из своих палаток и на несколько часов уходили в лес, чтобы поговорить и насладиться обществом друг друга.

Джироламо по-прежнему не сомневался в скорой победе. Катерина и Вирджинио Орсини вместе с двумя капитанами графа не разделяли этой уверенности. Пальяно был больше Каве и Капраники, гораздо лучше укреплен, к тому же лазутчики сообщали, что и армия там собрана весьма многочисленная.

Однако Джироламо упорствовал. Третьего августа он начал наступление на город. К его удивлению, Колонна оказался готов к встрече и к концу первого же дня ворвался в лагерь папской армии, расположенный в долине под нами. Катерина стояла на вершине холма, обнимая за плечи пятилетнего Оттавиано и Чезаре, которому было всего четыре. Она указывала мальчикам на противника, наступающего внизу, объясняла суть вражеского маневра, растолковывала, чем отвечают солдаты Джироламо.

На второй день армия Колонна вынудила нас снять лагерь и передвинуть его. С наступлением ночи наши палатки были переставлены дальше по гребню холма. Джироламо несколько пал духом, и Катерина с хитрым, опытным воином Вирджинио Орсини убедили его в том, что необходимо подвезти еще боеприпасов и провианта. Я стояла рядом с Катериной и смотрела, как Лука поспешно набрасывает под диктовку письмо его святейшеству, где подробно перечисляется все необходимое. Катерина сохраняла уверенность и бодрость духа, вероятно, ради детей или же, как и Джироламо, просто не допускала возможности поражения. Мне же было трудно сохранять оптимизм. Каждый раз, заслышав грохот пушек или крики раненых и умирающих, ощутив, как ворочается под ногами земля, я понимала, что падаю вниз головой вместе с обломками Башни.

Прошло восемь дней, а Джироламо так и не получил требуемых боеприпасов и провианта. Его армия продолжала отступать в холмы, теснимая превосходящими силами Колонна.

— Если завтра положение не переменится, то я сама пойду в бой, — заявила моя госпожа.

Она сказала это во второй половине дня, незадолго до возвращения солдат. Мы сидели в палатке и глядели на холм, который полностью скрывал от нас все происходящее на поле боя. Нянька увела детей в импровизированную спальню, часть палатки, отделенную от нас белым шелковым пологом.