– Леди Джоана? – улыбнулся Разик. – С ней все в порядке. Она – жена Михася. У них двойня: мальчик и девочка.

Слава Богу! – обрадовано воскликнул Ванятка, перекрестился, а потом почему-то вздохнул печально.

– Слушай, Разик, а как поживает Михасева сестренка, Катерина? – поинтересовался судьбой еще одной своей старой знакомой Степа. – Небось, тоже замужем, деток нарожала?

– Нет, не замужем, – после короткой заминки ответил Разик, и в его голосе почему-то прозвучали грустные нотки.

– Неужто все воюет? Вот боевая девка! – восхищенно произнес Степан. – Мне, что ли, к ней посвататься?

Разик отвел глаза, промолчал.

– Ладно, братцы, – произнес наконец сотник после затянувшейся неловкой паузы. – Вы идите, отдыхайте, а то уж за полночь. И мне вскоре пора на пристань идти, своих дружинников встречать. Успеем еще наговориться.

Они покинули трапезную, вышли на крыльцо. Степа и Ванятка, сердечно попрощавшись с сотником, направились к себе в полк. Разик хотел было подняться в отведенные ему покои княжеского дворца, но, взглянув на небо, понял, что рассвет уже близок, и решил идти на пристань. Пристань, вернее, небольшой причал для почетных гостей и важных гонцов, находился рядом с княжескими палатами, в месте слияния реки Великой и реки Псковы, под стеной псковского кремля, именуемого горожанами Кромом.

К причалу вела небольшая калитка в крепостной стене, охраняемая ночью двумя часовыми. Назвав пропуск, Разик вышел из Крома к реке и принялся расхаживать взад-вперед вдоль края невысокого берегового обрыва. На душе у него было как никогда сумрачно и тоскливо. Но тоска эта была вызвана отнюдь не мыслями о предстоящей тяжелой битве с лучшим войском Европы. Разик, воспитанный в дружине тайного Лесного Стана, основанного три века назад по указу великого князя Александра Невского, не трепетал в преддверии войн и сражений. Ратное дело сызмальства было главным смыслом, а защита Родины – высшей целью всей его жизни. Печаль Разика имела личные причины. Он был, несомненно, хорош собой, усерден и удачлив в службе. Быстро поднявшись по ступенькам военной иерархии, Разик дослужился до сотника и сейчас фактически исполнял обязанности тысяцкого, возглавив отряд, выступивший из Лесного Стана для обороны Пскова. Конечно, в отряде насчитывалось едва полторы сотни бойцов, но это были все силы, которыми располагала их дружина, понесшая страшные потери в исторической битве при Молодях. В Лесном Стане для охраны и обороны остались только мальчишки из учебных десятков, не получившие еще звания леших, то есть строевых дружинников, и седые ветераны, давно вышедшие в отставку по состоянию здоровья. Поэтому Разик, командовавший основными силами Лесного Стана, был близок к званию не только тысяцкого, но и воеводы. И, конечно же, на него, красивого и мужественного, заслуженно окруженного почестями и уважением, заглядывались все незамужние девицы, мечтая пойти под венец с таким завидным женихом. Все, кроме одной.

Разик остановился, глубоко вздохнул, снял берет, чтобы веявший над рекой прохладный предрассветный ветер остудил его голову. Он в стотысячный раз задавал себе один и тот же вопрос: почему Катерина не отвечает взаимностью на его искреннюю любовь? Многие годы девушка словно не замечает его чувств. Конечно, она выказывает ему дружеское расположение, но ровно в той же мере, что и многим дружинникам Лесного Стана. А для него она – единственная в мире. Его закадычный друг, брат Катеньки Михась уже давно женился, и у него есть дети. А он, Разик, все ждет, трепетно и робко, словно отрок, когда же Катенька соизволит наконец обратить на него внимание. Разик несколько раз пытался открыться ей, хотя, конечно, она и так наверняка все знала и понимала, и просить ее руки. Но Катерина деликатно, но твердо избегала серьезного объяснения. Для бойца особой сотни, каковым, собственно, и являлась девушка, такой маневр не представлял ни малейшей трудности. Слава Богу, что, отвергая ухаживания Разика, она хотя бы не оказывала предпочтения никому другому. Это позволяло ему теплить в своем сердце надежду, что та ледяная стена, которой девушка окружила себя по непонятной причине, в конце концов все же растает. Разик готов был на любой подвиг, чтобы растопить эту стену. Хотя какие еще нужны подвиги человеку, заслужившему в сравнительно молодые годы звание сотника дружины Лесного Стана? Очевидно, что личных боевых заслугах с ним мало кто мог бы сравниться. И Разик, не просто отважный, но еще и очень образованный, умный и талантливый командир, способный мгновенно и эффективно решать сложнейшие задачи управления войсками не в тишине совещательной палаты, а под огнем неприятеля, чувствовал свое полное бессилие, когда пытался понять: что нужно женщине, Катерине, чтобы полюбить его? Впрочем, не один Разик не мог разгадать эту загадку. Его лучший друг, Михась, с которым он откровенно делился своими переживаниями, тоже никак не мог понять поведения родной сестры, и не раз восклицал в отчаянии: «Ну какого рожна ей надо?!». Михась время от времени пытался прояснить этот вопрос через свою жену, Джоану, лучшую задушевную подругу Катерины, но пользы от этого не было никакой, поскольку объяснения Джоаны лишь еще больше сбивали с толку и самого Михася, и Разика. В общем, Разику оставалось только ждать и надеяться, что он и делал вот уже столько лет. Но последний год был для него особенно тяжелым, поскольку прошлым летом Катерина покинула Лесной Стан и отправилась в неизвестном направлении выполнять очередное секретное задание. Горечь разлуки и неизвестность разрывали сердце Разика. Время от времени начальник особой сотни, дьякон Кирилл, передавал Михасю приветы от сестры. Михась тут же бежал к Разику, сообщал, что с Катенькой все в порядке. Разик успокаивался ненадолго, затем вновь тревога и беспокойство овладевали им.

Разик поднял глаза к небу, уже начавшему розоветь на востоке, и некоторое время смотрел на яркую точку Венеры, такую прекрасную, но такую безумно далекую, холодную и недоступную. Сотник перевел взгляд на реку, и увидел вдали едва различимые сквозь предрассветную дымку призрачные очертания знакомых парусов. По реке Великой поднимался из Псковского озера караван судов дружины Лесного Стана. Разик тряхнул головой, словно отгоняя все посторонние мысли, надел берет, машинальными привычными жестами поправил обмундирование и амуницию и легким стремительным шагом двинулся на пристань встречать своих бойцов.

Два судна изумительно ловко сходу отшвартовались у причала, мягко и почти бесшумно притершись к нему невысокими бортами. Остальные бросили якоря, ожидая своей очереди, чтобы встать под разгрузку. С носа первого судна на причал спрыгнул Михась и поспешил с докладом к своему командиру. Разик принял рапорт, обнял друга:

– Молодцы, быстро дошли! А где Желток?

– Пока на якоре, – Михась указал рукой на судно, замыкающее кильватерную колонну.

– Сам будешь командовать разгрузкой?

– Нет, возглавить разгрузку я поручил Олеже, у него лучше получится.

– Хорошо, – согласно кивнул Разик. – Пусть командует Олежа. Пойдем, пройдемся.

Он повернулся и пошел вдоль берега, к Крому. Михась последовал за своим другом и командиром, и хотел было задать ему важный вопрос: далеко ли неприятель, и сколько у их дружины имеется в запасе времени для развертывания и рекогносцировки предстоящего театра военных действий. Однако, как только они обогнули угловую башню, Михась увидел на юго-западе по всему горизонту всполохи далекого пламени больших пожаров. Дружиннику все стало ясно. Это пылали окрестные села, жители которых ушли в Псков и сами подожгли свои жилища, чтобы они не достались приближающемуся неприятелю. Так поступали русские люди испокон веку. «Если осада продлится до зимы, то королевское войско, привыкшее к совсем другой войне в европейских странах, будет нести потери не только от наших снарядов, но от холода и голода!» – зло усмехнулся про себя Михась.