– Кис… – Ее голос сорвался. – А как насчет твоей матери?

– Ана обещала мне ее безопасность. Если войска Морганьи узнают, что я предал Керлана и выжил, они причинят ей боль. – Он сделал паузу. – Кроме того, я думаю, что моя мать хотела бы, чтобы я дал отпор, чтобы загладить ошибки своего прошлого.

– Чтобы дать отпор, – повторила Линн, и она поняла, что теперь они с Кисом шли одним и тем же путем. Эмоции зашевелились внутри нее, и она обнаружила, что слова срываются с ее губ – слова, которые она раньше стеснялась произносить вслух. – В тот день, когда я освободила аффинитов в исследовательских подземельях, – сказала она, – я впервые больше не чувствовала себя жертвой. Как будто я действительно могу оказать влияние, изменив судьбы таких людей, как я.

Тогда он посмотрел на нее, и у нее возникло ощущение, что эти глаза проникают в самую ее душу.

– У моей матери есть способность видеть Время, и она всегда говорила мне, что предпочитает смотреть в будущее, а не в прошлое. – Легкий ветерок шевелил его волосы, которые волнами падали на виски. Брегонское солнце вернуло его лицу здоровый загар. – Я не могу изменить свое прошлое, но я могу бороться за будущее этого мира.

Что-то промелькнуло между ними, более глубокое, чем дружба или даже любовь: знание общего опыта, общая цель. Их обоих привезли в Империю в юном возрасте, эксплуатировали и унижали за их способности.

Теперь они были свободны делать свой собственный выбор.

– Если мы собираемся сражаться, – сказал Кис, его тон сменился чем-то похожим на игривость, – тогда мы должны начать тренироваться. Ты лучшая воительница, которую я только знаю; давай поспорим, сможешь ли ты превзойти меня одной рукой.

Улыбка Линн превратилась в ухмылку.

– Думаю, тут и обсуждать нечего, – ответила она.

Кис забрал у нее чи и схватил ее за здоровую руку. Легким рывком он поднял ее на ноги и начал пристегивать приспособление к ее спине.

– Вот, – сказал он, когда закончил.

Сильный порыв ветра поднял занавески в ее комнате в воздух, толкая ее вперед. Линн сделала шаг к балюстраде. Одной рукой она подтянулась, руки Киса направляли ее, пока она держалась.

Посмотрев вниз, она почувствовала, как тот же самый страх давит на нее, шепот сомнения начинает затуманивать ее разум.

Бескрылая птица.

Я сломал тебя.

Порыв ветра вырвал записку от короля Дариаса из ее рук. Он закружился в воздухе перед ней, и она мельком увидела слова.

Я знаю, что ты победишь своих.

Линн выпрямилась. Ветер стал сильнее, он свистел, как будто голоса из ее прошлого напоминали ей о том, из чего она сделана.

Выбери быть храброй.

Линн почувствовала, как сила родства Киса шевельнулась в ее сознании, подталкивая ее вперед, и она знала, что он скажет ей в этот момент.

Посмотри на меня.

Эти серебряные глаза, сила его хватки.

Мир открылся перед ней, сверкающая вода и бесконечное небо.

А теперь лети.

Линн перевела дыхание. Призвала ветры.

И прыгнула.

Маленький городок Элмфорд раскинулся вдоль берега пляжей с белым песком, его каменные дома были приземистыми и прочными, несмотря на ежедневное движение волн. В нескольких десятках шагов вглубь страны, за пределами города, был небольшой холм, поднимавшийся из мелкого, мягкого песка. На нем росли дикие травы, а между ними виднелись клочки белого вереска, мягко покачивающиеся на ветру. Одетый в белую летнюю рубашку, он терпеливо сидел, глядя на море, словно ангел-хранитель.

Голые пыльные дороги Элмфорда лежали тихо в свете раннего утра, когда Рамсон в одиночестве проезжал мимо верхом. Его военно-морская форма была жесткой и новой, расшитой золотом и серебром. Это было похоже на сон – носить ее.

Он вернулся в Порт Сапфир, чтобы осмотреть корабль, на котором нашел логово Керлана. Вместо импровизированной лаборатории он обнаружил, что помещение было совершенно пустым, без единого признака того, что там кто-то когда-либо был. Шпионы, которых Керлан похитил в Брегоне, бывшие члены Ордена Ландыша, все бесследно исчезли.

Вот только след всегда оставался, и если кто-то и мог его вынюхать, так это Рамсон Острослов. Такая возможность представилась, когда король Дариас появился в его покоях неделю назад с предложением восстановить его во флоте. Они достигли своего рода соглашения. При инаугурации король Дариас объявил о создании специальной флотилии в составе флота, предназначенного для выслеживания и уничтожения того, что осталось от шпионов Керлана в Брегоне. Рамсон наблюдал за происходящим из тени.

Здесь в основном океан вызывал множество воспоминаний. На юге Брегона вода была теплее, и Рамсон вспомнил, как стоял на краю своего разрушенного дома у пляжа, мечтая о том дне, когда фигура, которая была его отцом, вернется к нему и его матери.

Шаги его лошади по песку были мягкими, и вскоре он заметил холм. Костяшки его пальцев на поводьях побелели. Его отец не солгал; он мог разглядеть белые верески, резко и бодро ожившие на пустынном берегу.

Рамсон поспешил и направился к холму. Он нес маленькую баночку, аккуратно зажатую под мышкой.

Полагаю, ты умрешь безвестной и ничтожной смертью, а твое безымянное тело сгниет в сточных водах Дамбы.

Совсем как твоя мать-шлюха.

Рамсон опустился на колени у безымянной могилы. Он провел рукой по мелкому, мягкому песку, зарослям дикой травы и белых цветов, которые покрывали холм, как одеяло, сотканное богами.

Раньше его самым большим страхом было то, что он никогда ничего не добьется в своей жизни. Что он умрет незаконнорожденным сыном отца, который презирал его, человеком, сотворенным из лжи и обмана и выкованным путем кровопролития. Он ненавидел свое место рождения, постыдную тайну, которая принесла ему слухи о незаконнорожденном ребенке, словно ножи в спину.

Ему пришло в голову, через несколько мгновений после того, как он покинул Годхаллем со своей новой миссией, что он может изменить свою историю жизни. Он мог бы выдумать историю о своей матери – герцогине из далекого города любому, кто захочет спросить; он мог бы попросить забрать ее останки и похоронить их в самом высоком месте захоронения в своем королевстве.

Но, подумал Рамсон, пробегая пальцами по маленьким цветочкам вереска, ему это было не нужно. С него достаточно лжи; он устал притворяться тем, кем он просто не был.

– Я вернулся, мама, – тихо сказал Рамсон. – Мне жаль, что это заняло так много времени.

Маленькие белые верески колыхались от легкого ветерка.

Однажды, давным-давно, под палящим полуденным солнцем, на теплом деревянном причале, Иона Фишер сказал Рамсону жить для себя. Иона произнес слова, которые определят путь Рамсона и будут преследовать его во снах еще долго после того, как мальчик уйдет.