Эонвэ, краем уха улавливая беседы сообщников единственного валинорского преступника. — Я знал — однажды неизбежно придётся сблизиться с эльфами, но что это произойдёт при таких обстоятельствах, даже предположить не мог!»

К Таникветиль скакало верхом на созданных Вала Оромэ лошадях целое воинство Нолдор. Подумав, что это очень плохая ассоциация, глашатай Владыки Сулимо мысленно назвал всадников «компанией друзей и единомышленников», однако впечатление от иного именования ничуть не изменилось, и Майя начал напевать про себя первую пришедшую на ум бессмысленную красивую песенку про поля Валиэ Йаванны.

— Повторяю свой королевский приказ, — помешал не думать немного насмешливый, немного печальный выкрик нолдорана Финвэ, — при мне на несуществующих языках не переговариваться!

— Когда рядом Айнур, ничьи приказы не имеют силы, только Слово Валар диктует правила, — рассмеялся Феанаро, покосившись на троих друзей, которые скакали рядом и что-то обсуждали с главой Первого Дома на зашифрованном наречии.

— Великий Владыка Эонвэ, — тут же поддержал игру Финвэ, — попроси Валар, пусть передадут своё Слово этим Квэнди, что нолдорану не нравится, когда он не понимает, о чём говорят в его присутствии.

Майя поджал губы. Может быть, устроить этим аманэльдар внеплановый дождь с грозой? Можно заморозить в кристаллах льда личинок и высыпать с неба на головы особо надоедливых…

— Приказ нолдорана Финвэ, гласящий, что в его присутствии нельзя говорить на несуществующих языках, всецело поддержан Кругом Валар, — процедил глашатай.

— Но позвольте, — начал спорить молодой Нолдо, давно поселившийся в библиотеке Феанаро, — что считать несуществующим языком? Любой диалект, который не знает король Нолдор? Но ведь если на языке кто-то говорит, значит, он существует!

— Тот набор звуков, Эртуил, — погрозил пальцем Финвэ, — нельзя назвать языком! Это вы с Феанаро придумали какие-то словечки и теперь считаете себя образованнее других!

— Это не просто набор звуков и словечек, — по-доброму вмешался в спор ещё один эльф, уроженец Средиземья, — это продуманный язык, который можно развить и сделать альтернативой Квэнья.

— Чтобы снова рассорить Нолдор? — как бы пошутил король. — Эрвэ Менелдил, я от тебя не ожидал такого вероломства.

— Отец, — Феанаро подъехал к родителю, — обещаю, что научу тебя нас понимать, как только составим словарь и базовый список правил.

— Знание языка тут не поможет, — подал голос отставший было Морифинвэ, и Макалаурэ, покачав головой, указал на Палантир, который держал в руке. — Нельо не одобряет такие шутки.

— Как страшно, — пшикнул Морьо, — Майтимо слишком далеко, чтобы мне указывать.

Эонвэ демонстративно отвернулся, хотя и был уверен, что никто на него не смотрит.

— Всё равно ни один нарочно придуманный язык не приживётся, — снова вернулся к спору Финвэ, — как и навязанное произношение. Если язык не развивается естественным путём, у него нет будущего.

Феанаро погнал вперёд. Молча. Эртуил, Менелдил и Амбаруссар с Куруфинвэ-младшим поспешили вслед за ним, Майя присмотрелся к королю Нолдор. Чего он добивается? Зачем разжигать вроде бы угасший конфликт снова?

— Кано, — раздался голос из Палантира, — исполни что-нибудь на всеми понятном языке. Даже я согласен тебя послушать.

— Не хочу, — парировал менестрель. — Настроения нет.

— Спят леса и селения, — вдруг начал негромко напевать Морифинвэ, — спят, не зная сомнения.

Но сиянье обрушится вниз —

Станет твоей судьбой.

Апельсины и яблоки

Спят в мерцании радуги,

Но сиянье обрушится вниз —

Станет твоей душой.

Спят зверьки и растения,

Что им наши сомнения?

А сиянье обрушилось вниз,

Стало твоей землёй.

А сиянье обрушилось вниз —

Стало самим тобой.

Эонвэ не захотел смотреть, как кто отреагировал на слишком непрозрачный намёк. В конце концов, всё это уже не имело никакого значения, ведь до склона горы Таникветиль оставалось ехать меньше половины светового цикла.

Скоро, очень скоро случится то, что сам глашатай считал неправильным, хотя и никому об этом не говорил.

Примечание к части Песня гр. Гражданская Оборона "Сияние"

Суд Валар. Что ещё хочешь сказать, Куруфинвэ?

«Петь им! — возмущался про себя Макалаурэ. — Развлекать! Отвлекать от грустных размышлений и страха перед неизвестностью! А что насчёт того, чтобы поддержать и успокоить меня? Вы не думаете, что, начав судить аманэльдар, воспользовавшись поводом, который предоставил отец, Валар не остановятся и продолжат вершить таким образом справедливость при любом удобном случае или вовсе из прихоти?! Может быть, мы все сейчас окажемся виновными?!»

Менестрель задумался и потерял связь с братом, Палантир погас. Спохватившись, второй Феанарион снова позвал Нельяфинвэ и, увидев его лицо в чёрном стекле, снова погрузился в недобрые размышления:

«Нет, Валар ведь мудры и проницательны, они должны понимать, что без инициативы отца никто ничего бы делать не стал: на совет бы с оружием не пошли, друг с другом бы не конфликтовали. Да я бы и песен для Индис петь не стал! Каждый из нас был лишь орудием в руках мастера, который с нашей помощью воплощал свой замысел. Свой! Не наш».

Стало невыносимо стыдно за подобные мысли, Макалаурэ пообещал себе, что никогда ничего подобного вслух не скажет, поднял глаза от дороги, и в этот момент реальность обрушилась, словно только что воспетое худшим менестрелем Амана — Морьо — сияние — Майя Эонвэ обогнал всадников и произнёс:

— Дальше вам нельзя. Приехали.

Сердце упало, и только сейчас Макалаурэ почувствовал состояние отца. Феанаро всю дорогу делал вид, будто ничего не происходит, словно это просто очередное путешествие в кругу семьи и верных единомышленников. Чем ближе становилась гора Таникветиль, тем заметнее выглядела фальшь, пропитавшая каждый жест, каждый взгляд, каждое слово главы Первого Дома Нолдор, а когда путь закончился…

Феанаро спешился, чуть высокомерно посмотрел на глашатая Манвэ, словно говоря:

«Да, ты Айну, зато на посылках, а я — всего лишь эльф, но я — свободный творец».

А потом сын Мириэль обернулся на отца, сыновей и единомышленников, приехавших поддержать своего лидера. В скользнувших по толпе глазах лишь на миг отразилась надежда, что Валар поступят разумно, и тут же угасла, сменившись печальной насмешкой, но именно это удивительно светлое мгновение врезалось в память Макалаурэ, заставив верить, что Айнур в конечном итоге всё сделают правильно. Они же знают, кто виноват, а кто нет.

***

В огромном зале было совершенно пусто.

«Тебе дадут время подумать в одиночестве», — словно вложили в голову