— Чего вы улыбаетесь? Я вам говорю это совершенно серьезно. Комнаты у меня чистые, опрятные, прислуга умелая. Беру я умеренно. Вы видели таблички на дверях? Какие люди у меня здесь живут! — Женщина закатила глаза. — Артисты, приказчики. Есть даже один майор в отставке. Уверяю вас, вы не пожалеете!

— Я обратил внимание, — перебил ее Влас Всеволодович. — Мне действительно очень подходят ваши комнаты.

Он даже осмотрелся по сторонам, всем своим видом демонстрируя заинтересованность. И вместе с тем приходилось выполнять почти немыслимую задачу — стараться не замечать ветхих обоев и истертых до дыр не одним поколением постояльцев ковровых дорожек. Странно, что в таком доме мог остановиться господин Родионов…

— Не сомневаюсь, — пробасила хозяйка. — У нас есть комната с видом на…

— А у вас не будет, скажем, квартиры с отдельным выходом в соседний подъезд? Я мужчина одинокий, и, сами понимаете, у меня бывают романтические встречи. В первую очередь важно не скомпрометировать порядочную женщину. Ну, вы понимаете, о чем я говорю, — томным голосом пропел Ксенофонтов.

Хозяйка поправила прическу, отчего ее необъятная грудь пришла в волнение, и потребовалось не менее минуты, прежде чем ее пышные телеса успокоились окончательно.

— Ах вы, баловник! — кокетливо произнесла хозяйка. Ее взгляд заинтересованно скользнул по фигуре Ксенофонтова. Кажется, она определила его как очень справного мужчину. — Разумеется, у меня имеется такая квартира. Как раз вчера днем ее освободил очень прилежный господин. Платил он исправно и даже внес аванс за первую неделю, — со значением посмотрела она на Ксенофонтова.

— Мне бы хотелось посмотреть апартаменты, — улыбнулся Влас Всеволодович, невзначай остановив взгляд на прелестях хозяйки.

— Ну пойдемте за мной.

Квартира, которую снимал Родионов, оказалась не в пример чище предыдущих. Комнаты были обставлены со вкусом в стиле эпохи Екатерины Великой. Квартира служила украшением дома, и охотно верилось, что в подобное гнездышко Савелий Николаевич наведывался каждый вечер.

— Недурно, — коротко заметил Ксенофонтов. — А где же та дверца, что ведет в соседний подъезд?

— Ах, это! — разочарованно произнесла хозяйка, погасив томный взгляд. — Она спрятана вот за этими часами.

Хозяйка подошла к огромным стенным часам со скучающими ангелочками по обе стороны циферблата и, повернув трижды ключ против часовой стрелки, торжественно объявила:

— Прошу!

Где-то в глубине стены слегка скрипнул механизм, и часы плавно отъехали от стены. Ксенофонтов протиснулся в образовавшийся проем и оказался в соседней комнате. Она выглядела просторной, на окнах тяжелые портьеры, на которых были вышиты два петуха — красного и желтого цвета. Комната была обставлена в стиле Древней Руси: от каждого предмета так и попахивало стариной. Даже часы на столе с одной стрелкой, какие были в ходу в середине шестнадцатого века. Ксенофонтов не удивился бы, если б вдруг из глубины комнаты к нему навстречу шагнули бы два стрельца с бердышами на плечах и без долгих разговоров спровадили бы в пытошную.

Напротив — еще одна дверь. Эта вела в подъезд. Именно через нее господин Родионов и уходил.

— Прекрасно! Ну просто великолепно! — не сдержал чувств Ксенофонтов.

В нем пробудился азарт ищейки, и он, подобно доберману-пинчеру, готов был броситься по свежевытоптанному следу.

Хозяйка по-своему оценила восторг Власа Всеволодовича и, вскинув грудь высоко вверх, воскликнула:

— Вы представляете, сколько мне это стоило денег! Одни только вышитые петухи обошлись в пятьдесят рублев. Однако чего только не сделаешь для удобства квартирантов. А какие дивные шелка! Вы только взгляните, какое у них качество!

— Да, да. Так, значит, вы говорите, что ваш постоялец съехал вчера?

— Да, вчера. Так вы будете брать?

— А сколько это будет стоить?

— Ну… С вас я возьму немного. Вы человек, видно, порядочный. Вам это обойдется в каких-то двадцать пять рублей.

Взгляд Ксенофонтова неожиданно погрустнел.

— Простите, мадам, но сегодня я не готов к такому разговору. Признаюсь вам, у меня некоторые финансовые затруднения.

— Что?!

Хозяйка дома буквально задыхалась от злобы. Ее грудь, словно кузнечные мехи, то поднималась вверх, то тяжелыми глыбинами срывалась к подножию.

— Понимаете, сударыня…

— Я на вас потратила столько времени. А вы!.. Какая неблагодарность! — Хозяйка дома надвигалась на Ксенофонтова так же неотвратимо, как грядущие неприятности по службе.

Влас Всеволодович хорошо знал подобный тип женщин. Сейчас, как свалившийся с кручи валун, она задвинет его куда-нибудь в угол, оставив всего лишь небольшое пространство где-нибудь между грудами белья, и примется добивать его истошными воплями. Ксенофонтов напоминал боксера на ринге — совершил весьма искусный скачок в центр комнаты и, выбрав пространство для маневра, объявил:

— Сударыня, не извольте так беспокоиться, деньги я вам принесу через месяц.

— Подите во-он!! — заорала домоправительница, вытянувшись.

Теперь она напоминала бравого строевого гренадера, выражавшего нешуточный восторг по поводу появления начальства. В это запросто можно было поверить, если бы не молнии в глазах, каждая из которых способна испепелить господина Ксенофонтова до корней волос.

— Какая жалость, выходит, нашему роману не суждено разгореться, — печально выдохнул Ксенофонтов и отошел еще на один шаг к двери.

— Во-он!!

Влас Всеволодович взялся за тяжелую медную ручку и произнес:

— Покорно удаляюсь.

Все-таки надо отдать должное Аристову — интуиция его не подвела, и если быть объективным, то он находится на своем месте. Нужно быть гением сыска, чтобы контролировать одновременно десятки дел и помнить мельчайшие детали.

Неожиданно он расхохотался. Домовладелица была точной копией его жены. Единственное, чего ей не хватало, так это зажатой в руке туфли, при помощи которой благоверная устанавливала в доме диктат.

На ошалевшего от счастья господина оглядывались прохожие и, погасив улыбки, торопились по своим делам. Победа была приятной.

* * *

— Уважаемый Матвей Терентьевич, не нужно горячиться, вы уже доказали нам, что в своем деле вы первый, и мы не собираемся ни к кому обращаться, — примирительно произнес Павел Сергеевич Арсеньев, взглянув на рассерженного Точилина. — И даже более того, мы просто умоляем вас, чтобы вы снова взялись за работу. Ваш гонорар теперь будет вдвое выше прежнего.

Матвей Терентьевич продолжал сердиться и недовольно ковырял серебряной вилкой севрюгу. За его спиной стояли двое официантов, один держал на подносе графин со «Смирновкой», другой — с полотенцем через плечо, слегка наклонившись, дожидался возможного распоряжения. Ардальон Акимович Ермилов наказал не отходить от гостей весь вечер, и каждый из них добросовестно выполнял распоряжение хозяина. По их единодушному мнению, Точилин никак не вписывался в богатую обстановку «Эрмитажа». И от остальных клиентов отличался не только дурными манерами, но и чудными заказами. Первое, что пожелал Точилин, перешагнув дорогущий ресторан, так это горохового киселя, чем вызвал невольные улыбки у всех присутствующих. Только официант понимающе кивнул, выслушав заказ с каменным лицом. Всем своим видом он давал понять, что подобное желание для него не в диковинку, хотя последний раз такой заказ он получил лет десять назад, когда только начинал постигать премудрости своего ремесла. Соответствующее меню встречается только в трактирах, переполненных извозчиками, не избалованными господскими разносолами.