за два дня до своего ареста. Потом он уклонился от ответов на очередную группу вопросов, на что Гилрой заметил: «У меня впереди целый день. Я могу просидеть здесь до вечера». Берковиц в ответ пристально на него посмотрел. «Мне не хочется провести здесь весь день», – заявил он. На этом мы решили сделать десятиминутный перерыв. Пока остальные ходили за кофе, я остался в комнате с Берковицем, обошел стол и сел рядом с ним.

– Я не ожидал подобных вопросов, – сказал он. – Твоих рук дело?

– Да. Копы ведь никогда не обсуждали с тобой это, правда?

– Нет.

– И держу пари, ты рад, что они этого не сделали.

Берковиц улыбнулся.

– И это к лучшему, – добавил я. – Даже для тебя, хотя со стороны так не кажется.

– Мало что может быть для меня к лучшему, – ответил он.

Зная, что он всегда интересовался спортом, я переключился на тему бейсбола. Он расслабился, и мы несколько минут мирно поболтали о недавней игре Мировой серии «Янкиз» против «Доджерс» [119], которую он видел по телевизору. Меня поразило поведение Берковица, его готовность трепаться о спорте так, словно мы просто встретились в ближайшем кабаке и вместе пили пиво. Он был предупредителен, умен и мыслил абсолютно ясно. Проведя с ним несколько минут, я убедился, что рассказанная им полиции история о «собаке-демоне» была совершеннейшей выдумкой, как я всегда и думал. Вернувшись в комнату, Гилрой снова попытался подступиться к сути дела.

В: Скольких людей вы защищаете, умалчивая о важных фактах?

О: Не знаю.

В: Будет ли справедливо сказать, что это как минимум восемь или десять человек?

О: Ну, я не знаю.

В: Можете ли вы хотя бы примерно указать их количество?

О: Думаю, оно исчисляется сотнями.

В: Вы знакомы со всеми этими людьми, или они просто связаны между собой?

О: Я бы предпочел не говорить об этом.

На тот момент мы не знали, на что намекал Берковиц, но со временем подтекст его слов станет очевидным. Затем Гилрой спросил о графическом символе Сына Сэма, который мы с Ларри Сигелом связали с оккультистом девятнадцатого века Элифасом Леви. Следующее после письма, где был использован этот символ, нападение произошло возле дискотеки «Элифас» в Квинсе. Берковиц признал, что этот символ имеет «важное значение». Он добавил: «Полагаю, что кто-то подсказал мне написать его». Потом Гилрой затронул тему поездки Берковица в Хьюстон, штат Техас, в июне 1976 года, где его армейский приятель Билли Дэн Паркер купил для него револьвер «бульдог» 44-го калибра. Берковиц сообщил, что Паркер «понятия не имел» о цели приобретения оружия.

В: Вы навещали [бывшую] жену Джона Карра в Хьюстоне, так?

О: Нет.

В: Вы сейчас улыбаетесь; означает ли это, что вы говорите неправду?

О: Нет, я говорю правду.

В: Тогда что заставляет вас улыбаться? Вы что-то скрываете, верно? Вы не хотите быть со мной до конца честным, не так ли?

О: Я бы предпочел не говорить об этом.

Затем Гилрой перешел к причине, по которой он спросил Берковица о бывшей жене Карра. По нашим сведениям, Берковиц вовсе не навещал ее в доме в Бомонте, неподалеку от Хьюстона.

В: Но разве вы не знали, что жена Джона Карра жила в Хьюстоне?

О: О, да.

В: Могли бы вы рассказать нам, зачем поехали в Хьюстон?

О: Я бы предпочел не говорить об этом.

В: По той же причине, по которой у других людей могут возникнуть неприятности?

О: Да.

В: Если бы вы узнали, что эти другие люди приносят вред обществу в целом, вас бы это обеспокоило, разве нет?

О: Ну, я не думаю, что сейчас можно как-то изменить ситуацию.

В: Она полностью вышла из-под контроля?

О: Да.

В: Почему вы так считаете?

О: Ну, это трудно объяснить. Мне действительно не хочется вдаваться в подробности.

В: Вам известно, бывал ли Джон Карр когда-нибудь в Хьюстоне?

О: Вполне мог бывать.

В: Вы помните, когда он вернулся домой из Дакоты?

О: Я так понимаю, он умер в Дакоте.

В: Откуда вам это известно?

О: Кто-то сказал.

В: Вам известно, как он умер?

О: Полагаю, он выстрелил себе в голову.

В: Вы знаете, почему он это сделал?

О: Вполне возможно.

В: У вас есть догадка, почему он это сделал? Вы сейчас улыбаетесь.

О: Ладно, я улыбаюсь, но я не знаю, почему он выстрелил себе в голову.

В: Существует ли вероятность того, что другие люди могут причинять людям боль, как это делали вы?

О: Такая вероятность существует.

В: Вы не чувствуете себя морально обязанным сообщить властям о такой возможности?

О: Они все равно ничего не сделают. Они абсолютно бессильны.

В: И почему же они сейчас бессильны?

О: Они ничего не смогут сделать; я бы предпочел не говорить об этом.

Расстроенный Гилрой вернулся к теме района Пайн-стрит.

В: Когда вы там жили, люди убивали собак и бросали их на акведуке?

О: Да.

В: Вам тогда было известно, кто убивал собак?

О: У меня имелась идея на этот счет.

В: Как вы отнесетесь к моим словам, если я скажу, что в том районе по-прежнему убивают собак?

О: Меня это не удивляет.

В: Так у вас есть какая-то идея на этот счет [кто убивал собак], я правильно вас понимаю?

О: Да.

В: Могли ли те люди, что убивают собак, также убивать людей?

О: Вполне возможно.

В: Помогли бы вы властям остановить это, раз оно продолжается?

О: Я ничего не могу сделать.

В: Почему вы так говорите?

О: Со мной покончено.

Потом Гилрой перешел к письмам Берковица, отправленным Сэму Карру с жалобами на лай его собаки, открытке с пожеланиями выздоровления бывшему домовладельцу Берковица в Нью-Рошелле Джеку Кассара, на которой был указан обратный адрес Сэма Карра, и письму с угрозами помощнику шерифа Крэйгу Глассману, в котором, как я тогда узнал, содержался обратный адрес Кассара. При помощи этих записок и обратных адресов Берковиц изобличил себя как автора писем и подозреваемого в ранении собаки Карра, а также в других насильственных инцидентах в районе Пайн-стрит.

«Ну, я хотел, чтобы полиция пришла и нашла меня», – ответил Берковиц.

Он действительно все это сделал. Как было подробно описано раньше, он надеялся, что его арестуют за совершение относительно мелких деяний и заберут до того, как культ решит подбросить полиции козла отпущения по делу Сына Сэма. Берковиц не хотел стать таким козлом отпущения.

В: Как вы