Однако Наоми, хоть и приняла мирные предложения лаконцев, опасалась слишком близко знакомить систему «Сокола» с «Роси». В назначенный срок все расположились по местам: Наоми и Джим, Амос, Тереза и Ондатра. «Роси» втянул стыковочный тоннель, и два корабля, оставив за спиной огромный зеленый алмаз, погнали к вратам – вместе, но порознь. Алексу в этом виделось некое предвестье, хоть он и не взялся бы объяснить, предвестье чего. Ему все вспоминались Кара с Амосом в шлюзе: гнев девочки и его спокойствие.

Он сам не знал, радоваться, что черноглазая не сумеет к ним зайти, или беспокоиться, потому что, случись что на «Соколе», Амосу туда не попасть.

Разгонялись мощно, но не мучая себя. Держали чуть больше одной g, а чтобы поесть, сокращали тяготение до половины. Теперь, когда не надо было таиться, к ним поступало множество новостей и докладов с других кораблей подполья, и часть Алекс просматривал. Он в каждом новом пакете сообщений искал письма от Кита. Наоми с головой ушла в координацию: прослушивала, отвечала, что-то пересылала Элви, чтобы та посмотрела и высказала свое мнение.

Амос после смерти и возвращения из бездны держался почти как раньше, а вот на Джиме и Терезе заметно сказывалось напряжение. Джим, как всегда, прикрывался добродушным юморком, но сквозь маску проступала усталость. Тереза, наоборот, не знала, куда девать нервную энергию. Едва проснувшись, она бросалась прогонять диагностику, которой еще неделю не требовалось проверки, или чистила только недавно замененные фильтры, или уходила в тренажерную работать в нагрузочном геле. Алекс отнес бы все это за счет бездонных резервов молодости, не будь оно так похоже на страх.

За день до точки разворота, после которой начиналось торможение, он столкнулся с Терезой в камбузе. Девочка жевала белковый батончик и смотрела видеосъемку кольца, к которому они неслись во весь дух. Из кольца туманными струями хлестали заряженные частицы и свет.

– Впечатляет, да? – заметил Алекс.

– Мы и раньше знали, что кольца – источники энергии, – пожала плечами Тереза.

Алекс передумал. Он собирался подняться в кабину и посмотреть свое кино, а теперь взял из кухонного автомата тарелку риса под черным соусом и устроился с вилкой в руке напротив Терезы. Та глянула на него и отвела взгляд.

– По-моему, тебя что-то точит, – заговорил Алекс. – Или я выдумываю?

Она резко дернула плечом. Алекс задался вопросом: она тоже видит во сне горящие врата или это только у него?

– Я все думаю про ту схватку, – сказала она.

– Да?

Алекс решил, что она подразумевает сражение против убийц Сан-Эстебана.

– Он изменился. Я знала, что ремонтные дроны его переделали, но прежнего оставалось так много, что я думала, он – все еще он. Но в Новом Египте его убили, а он не умер. И когда та девчонка на него орала… Кара, да? От ее удара у нас с вами кости бы треснули. А ему нипочем.

– Амос и раньше был крепок, как дубленая кожа, – возразил Алекс. – Это не новость.

– И все-таки он другой. – Она запихнула в рот остатки батончика, минуту пожевала и проглотила. – Я про отца думаю.

– Потому что он тоже изменился?

Тереза склонилась вперед, локтями на стол. Сжала зубы, и глаза блестели как от жара.

– Я думала, его больше нет. Думала, эксперимент совсем провалился, и он просто… Все когда-нибудь теряют родителей. Я думала, и я такая.

– Сирота.

– А если он просто изменился, я не знаю, что я такое. Сирота, не сирота, что-то третье?

– А мы сейчас собираемся с ним повидаться. Тебя это беспокоит?

– Насколько можно измениться, чтобы ты был еще ты? – спросила она, и Алекс не сразу понял, что вопрос не риторический.

Он набрал на вилку еще риса, давая себе время подумать.

– Ну, – сказал он, – люди все время меняются. Не меняться было бы еще жутче. В смысле, посмотри на себя. Ты уже не та, какой сюда попала. Черт, на корабль к нам пришла совсем другая. Ты стала старше, уверенней в себе, выучилась на механика. И я не тот, что раньше. Амос… Да, у него это резче. Страннее. И с твоим папой тоже. Но, по-моему, Амос все еще Амос, только другой его вариант. Думаю, и твой отец, когда мы его найдем, будет хоть в чем-то похож на того, каким был. Понимаешь? В смысле, я думаю, он по-прежнему тебя любит.

– Не знаю, – произнесла она так уныло, что он понял: попал в больное место.

– У меня есть сын, – сказал он. – Я отец, как и твой. И даю тебе слово: связь между отцом и ребенком… это основа. Она глубоко. Ты смотришь на Амоса и видишь, в чем он изменился. А мне видно, в чем он остался прежним. Твой отец окажется другим. Но если в нем сохранится что-то прежнее – это будут его чувства к тебе.

– Это мило, – сказала Тереза. – И сплошное вранье.

– Ты не понимаешь. И не поймешь, пока у тебя не будет своего ребенка. Чем угодно ручаюсь: любовь родителей к детям держится до последнего.

– Даже с поправкой на социоэкономическое положение процент родительского насилия над детьми составляет не менее восьми на тысячу. Жертвы преимущественно от новорожденных до трех лет. Берем миллион детей – в Варшаве, Бенине, на Обероне, – из них восемь тысяч подвергаются насилию, заброшены или не получают необходимой заботы. Детей, с которыми родители плохо обращались, хватит на целый нижний университет. Как же, как же, родители любят своих детей! А еще они их убивают. Регулярно, как по часам. Алекс кивнул. Оба помолчали.

– Я иногда забываю, какое ты получила образование.

– Когда тебя готовят во властители человечества, в программе не остается места для сентиментальности.

– Очень жаль.

– Я боюсь с ним опять увидеться, – сказала Тереза. – Мне просто страшно.

Врата с каждым часом становились ближе и ярче, и Алекс все сильнее ощущал, как ненадежна цель их полета. Рапорты с Лаконии и от подполья шли теперь сплошным потоком, и переговоры «Сокола» с «Роси» сделались постоянным фоновым шумом: Амос разговаривал с Карой и Ксаном, Джим – с Фаизом, Наоми – с Элви и Харшааном Ли. Никто не мог забыть, что близится критический момент, что время истекает. У Алекса не выходили из головы Тереза с ее отцом, Амос и дети – чужие, но с его глазами, Жизель с Китом, Рохи и ни разу не виденный внук. Он подумывал отправить сообщение, но не знал, что им сказать. С этим всегда было трудно. Чувств слишком много, а слов, в которые можно их облечь, не хватает.

Когда перед самым подходом к вратам Наоми зашла в рубку, Алекс не увидел в том ничего особенного. Он занимался двигателями, своим и «Сокола», а Наоми в рубке под ним подсела к посту связи. Так близко от врат мощная передача пробивала помехи даже при их теперешней громкости.

Услышав, как Наоми объявляет тоннаж и типы двигателей «Роси» и «Сокола», расчетное время перехода и вектор в пространстве колец, Алекс отметил, что раньше такого не делалось. И решил, что Наоми разработала новый протокол. Что происходит у него на глазах, он понял, только когда пришел ответ.