Задыхаясь от жары, из деревни примчались разведчики. Они видели на дороге врага. Звучит приказ, и лежащие на линии стрелки поднимаются и идут с оружием наперевес к дороге. Бьюкенен командует двумя пулеметными расчетами “Виккерсов”, ему удается занять огневую позицию. Очень кстати. На дороге появляются немецкие аскари, только что покинувшие деревню. Бьюкенен рассказывает:

Многое из новой военной техники не было приспособлено к африканским условиям и климату. Моторный транспорт часто глох, тяжелая артиллерия увязала, самолеты не могли обнаружить цель в густых зарослях. И только пулемет был столь же эффективным смертельным оружием, как на других театрах военных действий. (Кстати, это было известно еще ветеранам прежних колониальных войн.) Во время сражения в буше и джунглях винтовки по какой-то причине стреляли слишком высоко. Тяжелые пулеметы, напротив, посылали град пуль, которые на высоте одного метра буквально прочесывали густую растительность, цепляя все, что скрывалось в ней, и это благодаря тому, что огонь велся с устойчивого станка и его легко было скорректировать.

Бьюкенен и его солдаты бросаются в сторону к Бехобехо, минуя убитых и раненых. Прямо у входа в деревню они занимают позицию на небольшом открытом холме. Начинается перестрелка с черными солдатами, засевшими в деревне. Немилосердно палит солнце.

Несколько часов в этом пекле.

Низкий холм, на котором они лежат, покрыт ослепительно-белым кремнем, и солнечные лучи отражаются в нем так, что это может даже показаться эффектным со стороны, но те, кто лежат прижавшись к его поверхности, испытывают нестерпимые мучения. Солдаты покрываются болезненными волдырями, даже те, кто уже приобрел шоколадный загар после нескольких лет, проведенных под африканским солнцем. В деревне же вражеские солдаты прячутся в тени. А кроме того, они могут взобраться на деревья и снайперскими выстрелами снять тех, кто поджаривается на раскаленном кремниевом холме.

Перестрелка все продолжается. В рядах 25-го батальона королевских фузилеров есть убитые и раненые. Одним из них оказывается Бьюкенен, его ранило в левую руку. Через какое-то время вдоль линии разносится крик. Их командир роты, капитан Селус, убит. (Он выдвинулся вперед на какие-то пятнадцать метров, пытаясь определить местоположение наиболее назойливых снайперов, и едва успел поднести бинокль к глазам, как ему в бок угодила пуля. Тогда он повернулся, очевидно, с намерением возвратиться на свою стрелковую линию, но еще одна пуля, попав ему в голову, сразила его.) Все ужаснулись этому известию, ибо “все очень любили своего командира, он был для них как отец родной, великий и бесстрашный”. Больше всех горевал Рамазани, слуга-африканец Селуса, который еще до войны сопровождал его на охоте на крупную дичь и был его оруженосцем. Обезумев от горя, желая отомстить за своего хозяина, он бросается в огонь, не обращая внимания на прицельные выстрелы вражеских снайперов.

К четырем часам дня противникам британцев снова удалось ускользнуть, и они исчезли в буше. А Бьюкенен вместе с другими вошел в пустую деревню.

Вечером они похоронили Фредерика Кортни Селуса и других погибших в бою под сенью баобаба[222].

134.

Суббота, 13 января 1917 года

София Бочарская празднует в бункере Новый год по юлианскому календарю

Начало заманчивое и романтичное, как рождественская открытка: они едут на санях по зимнему лесу; скрипучий снег голубеет в лунном свете. Потом они подъезжают к банкетному залу, который оказывается большим бункером, неподалеку от передовой. Люстрой на потолке служат настоящие хвойные лапы со стеариновыми свечами, прикрепленными к шишкам. Большой стол в форме буквы “Т” уставлен всевозможными деликатесами и множеством бутылок водки. Официанты уже в полной готовности. Патефон наполняет воздух слегка шипящими звуками музыки. Здесь множество народу.

Большинство гостей — офицеры дивизии, немало и женщин. Некоторые из них, как Бочарская, сестры милосердия, другие — жены или подруги офицеров: в императорской армии не возбранялись посещения родственников.

Бочарская отмечает, что народ быстро пьянеет, она даже подозревает, что один офицер под кайфом: наверное, нанюхался кокаина[223]. Гости болтают друг с другом, флиртуют, танцуют. Настроение являет собой причудливую смесь эйфории и усталости. Командир дивизии славился своим бесшабашным поведением в окопах, откуда он, несмотря на опасность, частенько высовывал голову, да еще и белым носовым платочком махал врагу. В этой дивизии среди офицеров бытовал обычай “играть в ласточку”, то есть зарядить револьвер одним патроном, крутануть барабан и затем спустить курок[224]. Один офицер на банкете рассказал ей об одном недавнем наступлении, когда он сам пошел в бой, но ни один солдат за ним не последовал. Другой, изрядно подвыпивший полковник, поведал, что он перестал водить рядовых в атаки и воюет чисто символически, доверяя только своим преданным офицерам. “Получаю приказ из Ставки: взять этот холм. А что за польза нам от этого холма, они и сами не знают”.