Он любил их только однажды. В 1986-м. Озверевшие от тупости прежнего режима, они наконец сплотились и скинули на хер маразматический президиум НСДАП, запретили СС, посадив в кресло канцлера Коля. Те дни по состоянию восторга напоминали детство. Счастливую пору, когда ломали стену в Москве, когда все обнимались и плакали, когда он впервые плюнул с моста в реку, а потом бросил вниз к отраженным звездам тяжелый серый обломок бетона… Это было счастье.

В Берлине эйфория длилась недолго. С утра все пошли на работу. Вскоре бесперебойно заработала хваленая немецкая бюрократия, а уже через год вновь вооруженные полицаи могли и прикладом подтолкнуть зазевавшегося горожанина. «Надо восстановить порядок», – оправдывались ответственные работники госаппарата.

Действительно, преступность росла. Гангстерские разборки, убийства коррумпированных чиновников, не смогших выполнить свои обязательства, да и просто уличный бандитизм, не давали немцам спокойно жить. Всё усилилось стократно, когда из Крыма стали приезжать готы.

Беспощадные, целеустремленные и сплоченные готы орудовали казацкими шашками лучше любых пистолетов. Быстро взяв под контроль рестораны, игорный бизнес, они вплотную подбирались к банкам и промышленным предприятиям. Надо же такому случиться, что одним из готских руководителей оказался старый друг отца, депутат Рейхстага Боббер.

* * *

Боббер пригласил близнецов к себе, в сияющий стеклом и сталью кабинет, ранней осенью 1988-го.

– Ну что же, ребята, 20 лет это солидный возраст. Вильгельм был моим другом, и я хотел бы предложить вам работу. Или собираетесь учиться?

– Учиться можно и на вечернем, – ответил Абрам.

Адам промолчал. Он не стал работать у Боббера. Жизнь с готскими плясками по кабакам, с разборками, спонсированием эстрадных звезд, с высокооплачиваемыми блядями и светскими тусовками ему претила. Он твердо решил жить, как художник.

Вежливо поблагодарив Боббера за предложение и попрощавшись с братом, Адам покинул шумный Берлин, перебравшись в Москву, где и начал свои концептуальные опыты.

Вырезав в апельсине дырку, Адам вставил туда объектив камеры и, не вынимая его, снял со вспышкой 24 кадра. На всех фотографиях получился серо-оранжевый цвет внутренности апельсина. После этого Адам прокомментировал каждый снимок. Позиция «автор и камера» осталась абсолютно неколебимой, однако возник вопрос: «Нужно ли изображение в фотографии?» Любой поставленный вопрос подразумевает ответ. И хотя Адам утверждал, что ему любопытным представляется как раз обратное, он, тем не менее, отправился в путешествие. Хотелось найти синее-синее море из детского сна.

Не удавалось. Он побывал в Испании – не то; съездил в Японию, где сфотографировался в маске Будды, – море было зеленым; добрался до Крыма – и чуть не погиб, пытаясь воспитывать глупых, бесполезно; доехал до Израиля, обнаружив в Гефсиманском саду видеоматериалы, снятые с лошади, на которой сидели задом наперед, – синего-синего моря не находилось. Он даже спускался под воду на субмарине – тщетно. Странным образом проехав тысячи и отсняв километры пленки, Адам не ощущал себя видеохудожником. Он не молчал. Но говорил ли он? Обычно слова звучат громко, а у него получалось тихо. Он ничего не скрывал, всегда готов был все разъяснить, но понятнее не становилось. Его произведения казались вмятиной на поверхности, расплющенной изнутри бездной переполнявшего его «невыразимого».

В огромном выставочном пространстве Адам выстроил свою экспозицию по принципу синапса головного мозга. От центра в семи направлениях шли белые тропинки, заканчивающиеся мини-инсталляциями, рассказывающими о его путешествиях. Из центральной «авторской точки», медленно поворачиваясь, можно было разглядеть все экспонаты. Они казались приключениями из далекого прошлого, но будущие приключения только начинались.

«В этом замечательном парке, – писала „Франкфуртер Альгемайне“, – есть подстриженные газоны, дорожки, цветы-телевизоры; есть место, где посидеть, и фонтан, сделанный из папки для деловых бумаг. Есть кукольный театр, где 53 действующих лица – от Борхеса, Гоголя, Эдгара По до Толстого и Конан Дойля – выстраиваются в алфавитном порядке. „Когда душа видит сны, она – и театр, и актеры, и аудитория“. Со всем этим Адам Зон управляется как фокусник. Цитата для него не более чем мячики в ловких руках жонглера. В любом случае, имеем мы дело с искренностью или с имитацией, Зон честно сообщает нам: собственное искусство мыслится им как некий Троянский конь, вводимый в культуру».

Все изменилось мгновенно. Однажды Адам понял, что ошибался. Ему показалось, что он Одиссей, начиняющий мифологического коня неизвестным содержанием. Старательно, при помощи хитроумных инструментов, шлифуя корпус, удаляя все занозы, латая дыры в деревянной обшивке, он решил, что хитрее всех. Фигушки! Внезапно выяснилось, что он вместе со своим искусством просто груда досок, из которой лишь начинают сколачивать настоящего, а не вымышленного троянского коня. Но для чего?

* * *

27 сентября 1993 года по почте пришла посылка из Германии. В ней находилась голубая папка с документацией, касающейся усадьбы «Эйбесфельд». Папка была прислана владельцем означенной усадьбы Конрадом Эйбесфельдом и содержала материалы, описывающие ее состояние с различных позиций – экологической, исторической, ботанической и других. Открывалась голубая папка частным письмом к художнику с просьбой поучаствовать в некоем концептуальном проекте, должном состояться в усадьбе.

На предложение Адама сделать парковую скульптуру или объект Эйбесфельд ответил странно интригующим разъяснением, касающимся грядущего мероприятия. Предполагалось, что на территории в несколько гектаров будет зарыта в землю 101 калькуляторная дискета с материалами из архива Эйбесфельда. Каждая дискета содержит текст, имеющий отношение к одному из приглашенных художников. Используя фотографии-подсказки, предварительно выполненные студентами, художники попытаются найти свои дискеты. В случае неудачи допускается обмен между участниками.

Все это выглядело слишком экзотично, и поначалу Адам отказался ехать. Но вскоре Эйбесфельд прислал очередное письмо, в котором намекнул на рукопись, подписанную Вильгельмом Зоном, пропавшим отцом нашего героя.

«Мне хотелось бы побеседовать с Вами. Надеюсь увидеться в Берлине на выставке „Метрополис“. До встречи. Всего доброго. Бертран Конрад Эйбесфельд». Предложение было принято.

Адам не был в Германии несколько лет и нашел страну сильно изменившейся. Герхардт победил на выборах 1991 года благодаря нефтяному кризису 1990-го. Конфликт Кувейта и Ирака, спровоцированный, несомненно, англичанами, привел к резкому росту стоимости нефти. Как это бывало в Германии, сразу стало плохо. Все скорое богатство, приплывшее к новым немцам при Коле, растворялось так же стремительно. Инфляция, девальвация – Колю не простили ничего.

Герхардту везло. Цены на нефть после его прихода к власти сразу пошли вниз. Они достигли исторического минимума, с учетом инфляции, к весне 1994-го. Германский народ вновь был полон оптимизма. Уверенность в завтрашнем дне понемногу возвращалась к несчастным немцам.