– Вот именно, пусть поглядят внимательно. Только не обращайся больше к Чуме – дохлый номер. Понадобится – возьми лучше моих, из «Легиона».

– Так ведь этот Чума – в некотором роде ваш протеже. Чего вы теперь против него имеете?

– Как говорил наш вождь и учитель, есть мнэние, что он нэ савсэм наш чэлавэк! – Коновалов ловко скопировал грузинский акцент. – А я ему устроил маленькую проверочку. Выдержит, поглядим, чем он может быть полезен нашему делу в дальнейшем. Взбрыкнет – окажется там, где ему и положено находиться. Да вот и народ у него не совсем подходящий, я знаю, сам видел.

Коновалов подумал, что сказал Марку и так достаточно много, и об остальном, включая возвращение ляминской дочери, промолчал. На том они и расстались.

Сержант Криворучко, чего так опасались Грязнов с Турецким, вопреки принятым мерам, до утра не дожил. Он был препровожден в одиночную камеру следственного изолятора, тут же, на Петровке, куда проникнуть постороннему без специального разрешения было практически невозможно. И тем не менее. Первичный анализ показал наличие в организме покойного сильнодействующего яда, который попасть туда мог вместе с пищей. Допросы дежурного, охраны, контролеров, работников пищеблока ничего не дали. Кто, когда, каким образом устроил убийство расколовшегося милиционера, пытались выяснить грязновские сыщики, но на удачу никто не рассчитывал. Значит, есть в собственных рядах какая-то сволочь, раскрыть которую будет очень непросто.

Кстати, устранение ненужных свидетелей в следственных изоляторах – даже таких, как Бутырка или «Матросская тишина», – в последние годы стало едва ли не привычным явлением. Но там и ситуация иная: в камерах на двадцать человек набивается до сотни. За всеми не уследишь. А здесь, в собственном, как говорится, доме, подобное происшествие есть прецедент для серьезнейших разговоров и выводов.

Словом, голос Грязнова, когда он с утра пораньше позвонил Турецкому в прокуратуру, был тусклым и совершенно невыразительным, лишенным каких-либо эмоций. Вот сообщил, а чего дальше, неизвестно…

– Приезжай-ка, Славка, ко мне, я тебе не такое поведаю, – «обрадовал» друга Александр.

А поведать ему было что…

Вчера, когда он вернулся наконец домой, где-то уже в двенадцатом часу ночи, запищал, приглашая к разговору, сотовый. Ну, голос Саша, разумеется, узнал сразу, хотя живьем его хозяина, то есть лицом к лицу, не слышал ни разу, а вот по телефону уже дважды: во вторник ночью и вчера в Костином кабинете. Голос отставного генерала Коновалова.

Саша не удивился, он ожидал чего-то подобного. Его выходка с той бабой, если она действительно то, что он о ней думает, не могла, видимо, пройти бесследно. И этот поздний звонок – лучшее тому подтверждение.

– Вы узнали меня? – поздоровавшись, спросил Коновалов. Вероятно, он имел в виду свой голос, а не себя лично.

Турецкий немного подумал и решился:

– Да, Андрей Васильевич.

Повисла долгая пауза. Теперь генерал, похоже, думал, как вести себя дальше. Уж на что, а на такой ход он, возможно, никак не рассчитывал. Ну пусть подумает. Турецкий торопить не собирался. Он, держа трубку возле уха, прошел на кухню, наполнил чайник водой, затем включил газ и поставил чайник на огонь. Все эти хозяйственные звуки конечно же долетали до уха генерала. А тот все думал и трубку не отключал. Наконец прорезался:

– Что ж вы не остались подольше? Попили бы чайку, познакомились бы наконец. Или торопились куда?

– Андрей Васильевич, вы ж умный и серьезный человек. Во всяком случае, я так всегда к вам относился и пока не имею повода относиться иначе. Если вас интересует, чем я занят, скажу: вот чайник поставил. А почему не познакомились у Кострова? Так мы ж раскланялись, если помните, но с вашей стороны я инициативы не заметил, а как вежливый человек привык предоставлять первое слово старшим. Но вы ж не для того позвонили, не так ли?

– Ты, наверно, хороший мужик, Турецкий, – с генеральской прямотой вдруг заявил Коновалов, – и я бы не возражал против нашего сотрудничества…

– Что же мешает, Андрей Васильевич?

– Мне, – подчеркнул генерал, – ничто не мешает, а вот тебе… Об этом может быть разговор особый. Да, кстати, хочу тебе облегчить одну из составляющих. Сегодня нашли и освободили дочку Лямина. Тебе еще не говорили? Так вот знай. Она в нашей клинике, жива и более-менее здорова, через пару деньков выпишут. Папаша знает.

– А кто похитил?

– Вот! Тут-то вся и загвоздка. Сам подумай, ты – опытный следователь, у тебя наверняка есть и своя агентура… Не возражай, есть, куда ты без нее! А откуда она берется? Элементарно, Турецкий! Взял жулика за жопу, припугнул, прижал – и он твой по гроб жизни. И ты бдишь, чтоб кто-то по ошибке его не загреб, не расколол, так ведь? Так. Представь, что и я вроде тебя – служба-то у нас с тобой одинаковая, только конторы разные, – взял кого надо за ту самую виноватую жопу, и тот мне все выложил и вернул в лучшем виде. Ну разве я тебе после этого отдам своего агента, а? Ни в жисть! Разве что вместе работать будем. Тогда все общее – и агенты, и бабы, ха-ха!

– Убедительно, – гремя чайником, сказал Турецкий. – Значит, этот эпизод в деле можно считать завершенным?

– А я вот на завтра договорился встретиться с твоим начальством. Заодно и сообщу, если не возражаешь.

– Ну и что предлагаете дальше? Может, ваша агентура знает, куда девали труп Комарова? Или кто убил и ограбил Красницкую?

– Ох и нетерпеливый ты мужик, Турецкий. Ну давай еще раз объясню… Говори о своих, как вы их называете, эпизодах.

– Убийство Калошина.

– Самоубийство, Турецкий, уже доказано. Я интересовался: его собственные пальчики на «макарове». Других нет. Дальше.

– Марина Штерн. Убийство в метро.

– Убийца давно на том свете. Ну?

– Я уже говорил: Красницкая.

– Это у которой вся квартира от взрыва выгорела? Как это у вас квалифицируется? Неосторожное обращение с газом. Впрочем, вполне возможно, что по этому эпизоду я тебе смогу чем-нибудь помочь. Если, конечно, не опоздал уже. Ладно, подумаем… Ну, и кто у тебя еще?

– Убийство Комарова. Один убийца у нас, другой – в бегах, предупрежденный коллегами. Или подельниками. Скорей всего, найдем. А вот зачем труп покойного выкрали, убей Бог, не знаем. А вы не знаете часом, где он спрятан и зачем?

– Вот тут ничего не могу сказать. Да и сколько их по земле-то по нашей никому не известных, незахороненных трупов, – шумно вздохнул Коновалов. – На одну Чечню только глянь… Да и захоронили уже небось давным-давно твоего Комарова. Так что видишь, Турецкий, какие дела? Собственно, дел-то, как таковых, практически и нету.

– А вот тут вы ошибаетесь, Андрей Васильевич. Наследили-то основательно…