но такое ощущение, что здесь и вправду никого нет. На них не напали, они не эвакуировались… просто исчезли.

— Верно, — с трудом выговорил я, — иначе она бы оставила мне хоть какую-то записку. Она же знала…

Горло у меня перехватило, я больше не мог выговорить ни слова.

Хенрик неловко похлопал меня по плечу.

— Ну-ну, дружище, успокойся.

— Что мы будем дальше делать, Олаф? — вмешался Карс. — Я не понимаю…

Я не ответил.

— Насколько я помню, у них тут была радиостанция, — сказал Хенрик.

— Что ты хочешь делать? Дать SOS?

— Не уверен, сумеем ли мы с кем-нибудь связаться. Сами знаете, радиосвязь тут, рядом с Гиблыми Землями, никакая, но, может, радио хоть на прием работает.

— Что ты надеешься услышать?

— Да хоть официальные сообщения какие-нибудь. Мы же не знаем, что в остальном мире делается!

Я вздохнул.

— Какая разница?

— Нет, Олаф, так не пойдет. Мы не для того вернулись живыми, чтобы теперь опустить руки и вообще отказаться от борьбы. А потом… вдруг мы все-таки выясним хоть что-нибудь, что поможет тебе отыскать ее?

— Маловероятно. Я же читал в сводках про такие случаи. Люди просто исчезают, и все.

— Так не бывает. Никто не может просто пропасть. Он может пропасть куда-то.

Я устало сказал:

— Оставь меня в покое. Делай что хочешь.

— Надо же, — тихо заметил Карс, обращаясь к Хенрику, — никогда не видел, чтобы Олаф так переживал из-за девушки. Да он всегда сам их бросал — и ничего…

— Уймись, чучело, — огрызнулся я, — что ты понимаешь со своим графиком воспроизводства?

— Пойдем, Олаф, — повторил Хенрик, — что толку стоять посреди комнаты?

Он подтолкнул меня к выходу, и мы двинулись к радиостанции. Крохотное помещение было таким же безлюдным, как и все остальные.

Я взглянул на молчавшее оборудование.

— Генератор-то не работает!

— По-моему, он исправен, — возразил Хенрик, — просто отключен. Но, по крайней мере, у приемника должен быть запасной источник питания. Ага… вот он.

Он повернул тумблер, и шкала радиоприемника зажглась мягким желтым светом.

Хенрик осторожно начал вращать верньер.

— На длинных волнах ничего, — сказал он наконец. — Лос-Анджелес молчит.

Из динамика доносился лишь неразборчивый гул да потрескивание атмосферных разрядов.

— Может, приемник просто не работает, — с надеждой спросил я, — тут так бывает!

Хенрик покачал головой:

— Не уверен… такое ощущение, что все передачи просто прекращены. Попробуем поймать север.

Он вновь повел стрелку вдоль шкалы.

— Сильные помехи… похоже, опять магнитная буря. Ага, вот. Нью-Йорк. Кажется, я что-то поймал. Вот послушайте.

Он прибавил громкости.

Еле слышимый из-за треска атмосферных разрядов голос возбужденно говорил:

— Это распространяется во все стороны от Мексиканского нагорья, точно взрывная волна. Происходит это всегда одинаково: сначала отдельные люди начинают вести себя странно, уверяют, что видят или слышат что-то необъяснимое, отмечены случаи, когда на глазах у родных и друзей некоторые внезапно теряют привычный облик и превращаются в нечто не поддающееся описанию. Так до сих пор и не удалось установить, происходит ли это на самом деле или же это всего-навсего галлюцинации, вызванные воздействием какого-то прежде неизвестного фактора. Затем начинается цепная реакция загадочных исчезновений; пустеют целые кварталы, города… Те немногие уцелевшие, которые оказались непосредственными свидетелями происходящего, находятся в таком глубоком шоке, что от них ничего нельзя добиться. Нью-Йорк уже практически опустел. Из Вашингтона тоже нет никаких известий. Белый дом молчит. Мы, группа репортеров, забаррикадировались в здании телецентра, но, полагаю, эта волна докатится и до нас. Тревожные сообщения поступают из Европы…

Голос вдруг захрипел и прервался, уступив место оглушительному треску атмосферных разрядов.

Хенрик еще несколько раз повернул верньер, потом обернулся к нам.

— Пожалуй, это все, — сказал он. — Может, кто-нибудь еще пытается связаться, но здесь принимаются лишь передачи большой мощности.

Он обхватил голову руками и замер в кресле.

— Как ты думаешь, Олаф, — тихонько спросил Карс, — а передатчик работает?

— Не знаю, — устало ответил я, — почему бы нет. А с кем ты хочешь связаться?

— С нашим консульством в Нью-Йорке.

— Нет больше никакого консульства.

— Я все-таки попробую. Хенрик, уступи мне место.

Хенрик встал, вид у него был еще мрачнее, чем обычно.

— Пропало, — сказал он, — все пропало…

— Я не понимаю, что происходит, Хенрик.

— А что тут понимать? Они захватили всю Землю. Не знаю, что они сделали с людьми… с человечеством… чем мы им так уж помешали?

— А бомбить их кто пытался?

— Да потому и пытались, что больше ничего сделать не могли! И то — без толку! А теперь… Ну что нам теперь делать?

Я покачал головой.

— Не знаю, Хенрик.

— Может, мне удастся связаться со своими, — сказал Карс, настраивая передатчик. — Они заберут нас отсюда. Пришлют за нами свой транспорт. Должны прислать…

— Ладно, — сказал я, — валяй. Только лететь-то нам некуда. Везде одно и то же. Но ты давай связывайся. А я тут еще похожу.

— Нам лучше сейчас держаться всем вместе, Олаф, — предупредил Хенрик.

— Ничего со мной не станется.

Я побрел прочь из радиорубки — весело мерцающие огоньки на приборной панели казались издевательской насмешкой. Усталость, накопившаяся за время многодневного перехода, навалилась на меня. Все бесполезно — к чему стремиться куда-то, пытаться разрешить неразрешимую загадку… да, мы принесли отчет о том, что происходит в Гиблых Землях. Но его даже некому выслушать.

Кабинет Глена, примыкавший к помещениям лаборатории, также был пуст — никаких следов поспешной эвакуации, все на своих местах; заспиртованные двухголовые уродцы и странные создания по-прежнему слепо таращились на меня из своей стеклянной тюрьмы. Я пристроился в кресле и рассеянно стал перебирать кипу бумаг и писем, лежавших на столе. Отчеты рейнджеров, переписка с калифорнийской биологической станцией, дневники лабораторных исследований… Взяв в руки один из надорванных конвертов, я внезапно увидел знакомый почерк, и сердце у меня заколотилось быстрее. Я перевернул конверт — действительно, на обороте красовался норвежский адрес нашего управления.

Я извлек из конверта сложенный вдвое листок, исписанный аккуратным почерком Антона. Письмо явно не предназначалось для посторонних глаз, на нем стояла пометка «профессору Бакстону, лично», но какая теперь разница?

Привет, старина!

Новости у меня неутешительные. Наконец-то эксперты сумели дать мало-мальски связное объяснение тем сведениям, которые наш отдел накапливал вот уже несколько десятилетий. Я, помнится, писал тебе, что кадары, которых поначалу считали виновниками всех обрушившихся на нас бедствий, оказались ни при чем — и расшифровка их переговоров с орбитальной базой подтвердила это. Если бы они только не были такими перестраховщиками, если бы не разводили эту дурацкую игру в прятки, мы бы сумели вовремя сориентироваться и принять соответствующие меры. Теперь, боюсь, уже поздно. Человечество неуклонно