— В прямом, да, вы правильно поняли. Мужчина может смотреть на женщину прямо, три секунды. Четыре — уже неприлично, за долгий взгляд на женщину его семьи старший мужчина может вызвать на дуэль, это оскорбление. Смотреть долго можно на артисток, но в империи они приравниваются к проституткам, во всех остальных случаях мужчина при разговоре должен изучать костюм женщины или окружающую природу, а лучше вообще свои ботинки, но разговаривать долго тоже неприлично, встретились — привет-привет, как погода-отлично, как здоровье отца-прекрасно, пока-пока — все, пообщались. Больше с ними, на самом деле, и говорить не о чем, поэтому существует поэзия.

Вера невольно прыснула от смеха и тут же сжала губы, пытаясь сделать максимально постное лицо. Министр изобразил мрачную мину: "давайте, тренируйте свое остроумие, я готов", Вера прижала одну руку к груди, а второй драматично повела в воздухе, с надрывом читая:

Ах, как апрелен этот шмель!

В этот прекрасный день весенний,

Повсюду аромат тефтельный,

Оленей сводит он с ума!

Министр смеялся, закрыв лицо руками, Вера раскланивалась воображаемой аудитории, пошла обуваться и подошла к столу, села напротив министра и шмыгнула носом, сочувственно спрашивая:

— Никогда так больше не делать, да?

— Делайте, — не прекращая смеяться, кивнул он, — творите что хотите. Хотите — деритесь на рынке, хотите — оставляйте миллионы в лавке специй, хотите — кормите нищих полукровок. Что угодно. Если кто-то будет против, скажите — я разрешил. Всех посылайте ко мне, я разберусь. Продолжайте.

Вера прокашлялась и опять изобразила пафосный жест:

Красоток жарких огладив станы,

Я лица щупать уже не стану,

Мне нужен перед и очень

Мне нужен зад.

В графине водка, в бокале пиво,

И все красотки мои красивы,

Пока в стакане вода, а в воде — глаза.

Он окончательно улегся на стол от смеха, выпрямился, вытер глаза и посмотрел на часы, сказал:

— Вера, черт… зачем я сюда пришел?

— За дыхательной гимнастикой, — сурово нахмурилась она, он качнул головой:

— Нет, я пришел по важному, серьезному делу, а занимаюсь ерундой.

— Вам почитать что-нибудь серьезное?

— Нет, я вам буду читать что-нибудь серьезное, — он окончательно справился со смехом, взял свою папку и открыл, перебрал бумаги, вытащил одну и положил на стол, — новые уточнения по религии, постарайтесь запомнить, но на всякий случай, еще и запишите.

Она взяла себе листок и карандаш, он стал читать:

— Док спросит о жертвах и ритуалах, что грех, что добродетель, спросит о жизненном пути пророков и о пророчествах, попросит какую-нибудь легенду, постарайтесь вспомнить или придумать, предварительно обязательно покажите мне, подкорректируем. Спросит про ритуал посвящения в веру, не придумывайте ничего сложного, и обязательно укажите, что это бесплатно, и что это может делать только наделенный правом посвящать из ваших рук, а то их разведется как собак нерезаных. Про удачу надо что-нибудь придумать, у вас нет подходящих легенд? Вера мрачно качнула головой и прошептала:

— Мы зря это делаем. Давайте скажем правду.

— Какую? — нервно поднял голову он, — что вы сами ничего не знаете и не умеете, и что боги здесь ни при чем? Пусть сами фантазируют? Они вам нафантазируют. Люди всегда любое чудо воспринимают сначала как неожиданное счастье, потом как норму, а потом как необходимость, от вас начнут нагло требовать удачи и магических сил, как будто вы обязаны выдавать чудеса конвейером, а если у кого- то из благословленных что-то будет не получаться, вы еще и крайней останетесь, на вас повесят всех собак. Так что ваша первая обязанность — обезопасить себя, установив законы, причем такие, чтобы под понятие греха можно было подтянуть любого человека, даже самого праведного, чтобы в случае, если у вас что-то не получится, вы могли сказать, что это его вина и вы ему ничего не должны.

— Как-то это нечестно.

— А здесь не может быть ничего честного, это религия, она не имеет к богам никакого отношения, она всегда была не более, чем инструментом управления умами необразованных, ленивых и надеющихся на чудо, вы сами это прекрасно понимаете, почему вы думаете, что с вашей религией должно быть по-другому?

— Потому что каждый хочет не только казаться лучше, чем он есть, но и быть лучше, — она смотрела на него, он смотрел в лист, поднял на Веру недовольный взгляд, но промолчал. Она продолжила: — Почему бы один раз не попробовать? Не получится — запустим запасной вариант.

— Вы готовы говорить с Доком, прямо сейчас? Зная, что он вам безоговорочно поверит и понесет ваши слова в народ?

— Я попрошу его не болтать.

— Поздно, он уже всему отделу растрепал о своем божественном откровении.

— Это же отдел разведуправления, а не рынок. Мы попросим их тоже не болтать, скажем, что моя сила — секретное оружие, и что пока мы сами не разберемся, ничего в народ пускать не надо.

Он молчал и думал, она пожала плечами:

— А если мы сейчас насочиняем, а потом я что-то узнаю новое и все придется менять? Если мне окажутся нужны жертвы? Или ритуалы? Что мы будем говорить — "мы передумали"? Так нельзя.

— Ладно. Как хотите. Я поговорю с Доком, две минуты, потом приведу его к вам. Вы готовы?

— Да, — она уткнулась в лист, как будто там был план, хотя там ничего не было, министр встал и с бесконечным терпением вздохнул:

— Юбку наденьте.

— А, да, точно, — она вскочила и быстро натянула юбку, пересела на его место. Он забрал свой лист и буркнул:

— Две минуты, готовьтесь.

Она кивнула, он ушел.

Ее стали одолевать мысли, что это все — очень плохая затея, но как выкрутиться из этой ситуации без потерь, она тоже не представляла. Секундная стрелка проползла пол-оборота. Вера вдруг вспомнила важную вещь, схватила со стола "часы истины" и выключила, руки дрожали. Захотелось пить, потом захотелось в туалет, она пыталась убедить себя, что это нервы и надо просто взять себя в руки.

"Две минуты. Черт."

В портале возник министр и следом за ним Док, он выглядел каким-то истерически- возбужденным, с горящими глазами и красными пятнами на щеках, блестящими каплями пота под волосами. Увидел ее и споткнулся, чуть не подвернув ногу, напряженно усмехнулся, подошел поближе, остановился перед столом, нервно поулыбался, помялся и опустился на колени.

Вера стала хватать воздух ртом от возмущения, попыталась остановить его жестами, но он на нее не смотрел, поклонился сидя и сказал:

— Госпожа, я хочу принять вашу религию. Что я должен сделать для этого?