— Это засчитали?

— Да, оружие могло быть любым. Это символизирует переломный момент истории развития человечества, когда природные данные перестали играть решающую роль, и на первый план вышли навыки и техническое оснащение. По легенде, этого парня выбрали царем, и он правил мудро много лет, поддерживал науки и… — она поймала загадочный взгляд министра Шена и вдруг поняла, что цитирует надпись на граните, о которой он ей говорил, быстренько прикусила язык и вильнула: — В общем, это о том, как ум побеждает силу. И об оружии дальнего боя.

Док многозначительно приподнял брови:

— Но ведь убийство — грех?

— Позволять себя убить — тоже грех, — развела руками Вера, — так что дипломатия — наше все, а она куда эффективнее, когда наши пушки дальнобойнее пушек противника.

Док понимающе усмехнулся, еще раз пробежал взглядом свой листок и встал.

— Спасибо. За все.

Положил листок и начал опускаться на колени, Вера опять безнадежно замахала руками:

— Ну зачем, ну… так не делается, ну Док…

— Вы не понимаете, — он сложился в поклоне, не доставая лбом до пола самую малость, исключительно из-за пуза, выровнялся и опять посмотрел на Веру тем безумным взглядом, который так ее пугал: — Вы святая, госпожа.

— Я обычный человек…

— Нет. Вы, может быть, сами этого не понимаете, но ваша сила не просто так в этот мир пришла, я чую, — он встал и забрал свой листок, задумался и чуть улыбнулся: — Я познакомлюсь, пожалуй, с мастером Валентом, говорят, он чудеса творит, может, научит.

— Может, — шутливо улыбнулась Вера, — если научит — меня потом научите.

— Хорошо, — он тихо рассмеялся, пошел к порталу, но остановился и обернулся с испуганным видом: — А к алкоголю бог как относится? Можно?

— Можно. Только в меру.

— Слава богам, — выдохнул Док, и тут же поправился: — Богу. Какое облегчение. Пойду я. Госпожа, — еще раз поклонился и выжидательно посмотрел на министра Шена, тот встал и вышел с ним. Вернулся через полминуты и медленно пошел к Вере, остановился перед столом, поднял руки в иронично-религиозном жесте и изобразил попытку упасть на колени:

— О, великая посланница богов!

Вера поморщилась как от головной боли, подперла пальцем висок и посмотрела на министра взглядом, откровенно намекающим, что шутки у него дурацкие. Он рассмеялся и перестал придуриваться, сел напротив нее, включил "часы истины" и стал молча смотреть в Верины бессовестные глаза.

Она вздохнула:

— Почему люди, совершенно адекватные в обычных обстоятельствах, резко впадают в цыньянскость, когда что-нибудь натворят или приходят просить?

Он перестал улыбаться:

— Потому что в карнском языке нет таких слов, чтобы выразить нужную степень признательности или раскаяния, и нет таких действий, чтобы показать это без слов. Карнский ущербен и беден, а цыньянцы подхватывают его и хвалят за простоту, не осознавая, что теряют.

— Выглядит унизительно, — тихо сказала Вера, — у нас поклон был такой, чтобы коснуться пальцами коленей, этого достаточно.

Министр пораженно переспросил:

— У вас были поклоны?! Как интересно. И почему я об этом узнаю спустя столько времени?

Вера усмехнулась, вопрос звучал как "почему вы мне не кланяетесь, вы офигели?", она собиралась его расстроить.

— "У нас" — это не в моей культуре, это на тренировке. To единоборство, которое я изучала, пришло из страны, в которой кланяются, и в правилах поведения на тренировке сохранились команды на языке оригинала и поклоны. Кланяются залу, тренеру и напарнику, всем одинаково.

Он задумался, как будто решал, обижаться или нет, с сомнением посмотрел на Веру:

— И вы кланялись?

— Да.

Он опять задумался и шутливо улыбнулся:

— Хотел бы я это увидеть.

— Мне понимать это как приглашение на тренировку? — подняла бровь Вера, он фыркнул и рассмеялся, иронично смерил ее взглядом, взял двумя пальцами за рукав и приподнял руку над столом, с шутливым презрением взвешивая и глядя на расслабленное запястье:

— Вы правда били людей… вот этим? Серьезно? Расслабьте, я хочу ощутить вес, а то, может, я чего-то не понимаю.

Рука была расслаблена и он об этом знал, Вера смотрела на его улыбочку и мечтала чем-нибудь в него кинуть, чем-то более серьезным, чем подушка.

— Вам заняться больше нечем? — наконец прошипела она сквозь улыбку, он иронично вздохнул:

— У меня только что пошли прахом все планы, да, мне нечем заняться! Потому что вы, в своем божественном легкомыслии, лишили меня единственного доверенного врача на целый день в неделю.

Вера округлила глаза и отобрала свой рукав:

— Он что, раньше вообще без выходных работал?!

— Ему за это хорошо платят, — цинично поморщился министр, Вера пораженно качнула головой:

— У вас вообще существует трудовое законодательство?

— Кто платит — тот и законодательство.

Она хлопнула себя по лбу, и так и осталась сидеть, крепко зажмурившись и пытаясь не лопнуть от гремучей смеси возмущения и бессилия.

— Вера, он сам выбрал со мной работать, не нравилось бы — ушел бы. Он мне нужен круглосуточно, чтобы я в любой момент мог его получить в свое распоряжение.

— Жадность — ваш главный грех, — она выпрямилась и посмотрела на него, он выглядел как человек, уверенный в собственной праведности. — Вас жизнь учит- учит, а вы не учитесь и не учитесь.

— Мне теперь придется искать нового врача. Это должен быть сильный маг, проверенный и надежный, а времени искать и проверять у меня нет, поэтому я возьму готового у Даррена, и мне придется каким-то образом за это платить. Вы не откажетесь иногда благословлять магов Даррена?

"Как будто я могу сказать нет при такой постановке вопроса."

— Не откажусь.

— Хорошо, — он достал блокнот и что-то быстро записал, пролистал пару страниц назад, задумался. Поднял глаза на Веру и улыбнулся с видом скептичным, но скромным: — Интересная получилась религия. Что из этого правда?

— Почти все. Я просто все сильно упростила и убрала лишнее.

— Например, храмы?

— Да.

— Интересное решение. А что вы писали, вон там? — он указал на листок, она смущенно улыбнулась:

— Внезапно вспомнила список грехов из одного журнала… — и тут она вспомнила еще один, который в список не внесла, поморщилась: — Блин, я забыла один. Их же должно быть десять, вроде бы? Или нет. Я, наверное, зря разделила леность и праздность, это один грех, а десятый тогда будет гнев. Или гордыня? Блин! — она схватилась за голову, министр рассмеялся, махнул рукой: