– Сердце бьется, медленно и лениво, – сообщила Карма после детального исследования тела.

И это ленивое сердцебиение отличало Костю Музыканта от трупа.

– И почему ты считаешь, что это наш случай? – спросил я Красавчега после того, как закончил с осмотром места происшествия.

– Говорят, видели рядом с ним пижона одного. Смущал его речами, растлевал на ходу. Ничего тебе не напоминает? – спросил Красавчег.

– Кто видел?

– Мальчишка, в соседнем дворе живет. Сын Бориса Сапожника.

– Я хочу с ним побеседовать. Надо родителей Музыканта найти да опросить, какие необыкновенные события случились в жизни их сына за последнее время. Что- нибудь особенное, какое-нибудь удивительное стечение обстоятельств.

– Будет исполнено, преподобный, – Джек Браун отправился за свидетелем, а Красавчег подозвал к себе кентавров и отдал распоряжение по поводу родителей.

Сын Бориса Сапожника Андрей Шило вполне соответствовал прозвищу. Он не мог усидеть на месте. Такое ощущение, что ноги его жили отдельной жизнью и все время пытались увлечь хозяина в приключения.

Мы беседовали всего пять минут, но я выдохся, словно после часовой исповеди. Мальчишка толком ничего не видел. Только Костю Музыканта, который присел на скамейку с букетом красных роз. Андрею показалось, что он пришел на свидание и ждал девушку, но явился мужик, подозрительно похожий на нашего попугая. Он сел рядом с Музыкантом, забрал у него цветы, и некоторое время они мирно беседовали. После чего Попугай удалился, а Музыкант обрел каменный покой.

– Интересно, почему Гнутый в петле оказался и умер. А Музыкант только сильно задумался, – задался я вопросом, когда с опросом свидетеля было покончено.

– Складывается ощущение, что оба просто потеряли интерес к жизни, – поделилась своим мнением Карма.

– Разве такое бывает? – удивился Ник.

В его голове не укладывалась такая возможность. Как это кто-то может потерять интерес к такому увлекательному, полному приключений процессу, как жизнь.

– И не такое случается, – философски заметила Карма.

– Что с Музыкантом делать будем? – спросил я.

– Его в больничку отвезти надо, под присмотр белых халатов поместить, – порекомендовала Карма.

– И парочку кентавров для охраны к палате приставить, – уже отдавал распоряжение Красавчег Джеку Брауну.

Выслушав шефа, Браун доложил, что родителей Музыканта доставили в участок для дачи показаний.

Мы с Красавчегом отправились в участок, оставив Карму и Брауна заниматься Музыкантом. Но там нас ждало разочарование. Родители Кости, интеллигентного вида альтеры преклонных лет, толком ничего не знали. Они давно не общались с сыном. С тех пор как он стал давать концерты и жить один, они пересекались редко да все больше по телефону.

Одно могли сказать точно. Несколько дней назад сын закончил писать симфонию. Он называл ее главным трудом своей жизни. Долго работал, жаловался, что ни черта не выходит, а недавно вроде как прорвало, музыка писалась сама, он только успевал заносить ноты на бумагу. И вот закончил симфонию, а теперь сидит камнем, потеряв ко всему интерес.

Родителей мы отпустили, пообещав помочь парню. Красавчег проводил их до дверей участка, а когда вернулся, заявил с порога:

– Кажется, я догадываюсь, как это работает.

– Выкладывай, – потребовал я.

– Мы имеем дело с каким-то фокусником, который умеет выполнять чужие желания. Он реализует чужие мечты. Все самое сокровенное, о чем только осмелится поделиться с чужаком человек. Услышав пожелание, наш джинн, а почему бы и нет, очень уж он похож на этого персонажа, выполняет желание. Одно, второе, третье, быть может, и четвертое. Тут мы ничего толком сказать не можем. Нет данных. А когда желания человека выполнены, по каким-то невыясненным пока причинам наступает апатия, нежелание жить, и либо в петлю, как Гнутый, либо в камень, как Музыкант.

– Подбрось да выбрось, – оценил я версию Красавчега. – Все сходится. Попугай и есть джинн. Он же Руфус Бродяга, он же человек-невидимка, поскольку никто не знает, где он, кто он и как тут взялся. Он очень опасен. Надо предупредить народ, чтобы не разговаривали с незнакомцами и не делились своими мечтами ни с кем, кроме подушек и возлюбленных, – предложил я, подумал и добавил: – Но даже это опасно. Так что ни с кем.

– Поддерживаю. Надо опубликовать обращение к горожанам. Я распоряжусь, чтобы его составили. А пока кентавры занимаются бумагомарательством, мы с тобой съездим к Зеленому. Его уже извлекли из колодца, и он лечит стресс дома.

С этими словами Красавчег покинул кабинет. Вскоре из-за двери послышался его громкий командирский голос, указывающий кентаврам на все их промахи и недочеты.

* * *

Зеленый был несвеж, выглядел подавленно, смущенно, и левый глаз у него все время дергался. Он осторожно наливал себе в граненый стакан пиво из жестяной банки с пометкой «Протока № 3», следил, как опадала пена, после чего нервно пил, судорожно дергая кадыком.

– Здравствуй, Зеленый. И куда это ты так поспешно исчез? – спросил Красавчег, окидывая царивший в комнате бардак осуждающим взглядом.

Зеленый подавился пивом и стал икать. Глаза его забегали из стороны в сторону, будто он искал, куда спрятаться.

– Понежнее, Ник, у него же травма. Нарушено душевное равновесие. Надо быть деликатнее, – посоветовал я.

– Скажите пожалуйста, – протянул Красавчег, – как в голом виде носиться по небу, смущая пьяными криками весь честной народ – у него, значит, все в порядке с равновесием. А как в колодце чуток посидеть, так тонкая душевная организация нарушена. Так, что ли, получается?

Зеленый зашелся в икоте.

– А его душевное равновесие не было нарушено, когда три дня назад он устроил дебош в ресторане «Плакучая ива», оскорбил официанта, назвав его «жареным петухом», кидался креветками и раками в мирно ужинавших горожан? У него все было в порядке с равновесием? – не унимался Красавчег.

– Ты же знаешь, кто старое помянет…

– Тот пускай и раскошеливается. Как же, помню-помню, проходили. Ничего, пусть немного подумает о своем поведении, может, он в колодце не просто так очутился, а за заслуги перед обществом. Может, это ему на подумать время дали. Вот пусть и думает, а прежде пусть ответит на вопрос. Где мы можем найти Руфуса Бродягу?

– Он все-таки полетел, – выдавил сквозь икоту Зеленый.

– Кто полетел, окаянный? Ты о чем вообще? – опешил Красавчег.

– Мой вертолет, он все-таки полетел. Ик. Только почему-то без меня. Ик. Вот теперь сам и летает. Ик. Хотя горючки у него совсем нет. Ик. Баки-то пустые. Ик.

Мы с Красавчегом переглянулись. Кажется, и Зеленый пал жертвой Попугая. Вертолет полетел, из колодца его вытащили, остается дело за малым, и полная отключка от жизненного источника. Зеленого спасать надо. Может, апатия эта у него как раз из-за козней Попугая.