Это был удивительный день: канонады из пригородов не доносилось, ни один самолет ревом своим небо не осквернял, а солнце светило так, как и должно было светить в этих пляжных краях в разгар бархатного сезона. И ни машины, кузова которых были наполнены ранеными, ни руины и дымящиеся пожарища, которые восставали по обе стороны «дороги мстителей», не способны были развеять у майора ощущение праздника и чувства отмщения.

Передав в условленном месте орудия командиру новой береговой батареи, Гродов оставил за своим полком один из грузовиков, за рулем которого сидел Малюта. Прибыв в штаб, он тут же представился полковнику Бекетову и был озадачен тем, что начальник контрразведки встретил его с напускной прохладцей:

– Ну, знаю-знаю, майор, задание твой полк выполнил. Однако согласись, что способен он был на большее, просто само задание оказалось слегка упрощенным.

Командир десантников поначалу встретил его слова с широко открытыми от удивления глазами, а затем рассмеялся.

– Понимаю: будь ваша воля, вы бы заставили меня идти тылами врага до окраин Кишинева.

– Стремлением дойти со своими «непобедимыми» не только до Кишинева, но и до столицы Румынии, ты как-то сам похвалялся, еще будучи на Дунае.

– Так это ж когда происходило!.. – по-школярски оправдался Гродов. – Хватило времени и для того, чтобы поумнеть, и для того, чтобы поумерить свой пыл.

– А вот дойти до Николаева для тебя было вполне реально.

– Так что, прикажете тут же выступать маршем на Николаев? – поинтересовался Гродов, не скрывая сарказма.

– Поздно уже, – невозмутимо объяснил полковник, – враг опомнился, понял что к чему, фактор внезапности утерян…

Гродов был одним из немногих из окружения полковника, кто безошибочно улавливал, когда тот возмущается всерьез, а когда откровенно бузит. Однако и ему разгадка сия давалась не всегда.

– А вас это сдерживать не должно, товарищ полковник, – мрачновато улыбнулся Гродов. – Правда, на всякий случай надо бы немного пополнить ряды полка. Погибших не так уж и много, а вот раненых…

– Пропавшие без вести тоже числятся?

– Вроде бы двоих не досчитались – ни среди павших, ни среди госпитальных пока что не обнаружили.

– Вот это уже плохо. У десантников, как и разведчиков, пропавших без вести быть не должно.

– Как выясняется, в этой войне многое чего не должно было бы происходить… Но что поделаешь, происходит. Понятно, что сами в плен эти парни не сдавались, а уж что там произошло на самом деле…

Только теперь полковник позволил Гродову присесть, а сам еще какое-то время стоял у занавешенного золотистой сентябрьской листвой окна, выходившего во двор большого особняка, словно перед ним открывался портовый рейд.

– Завтра к десяти утра подашь донесение о ходе всей десантной операции. Лирикой в штабе никто не увлекается, не говоря уже обо мне… Поэтому пиши коротко, внятно и конкретно: сколько чего добыли, сколько километров очистили от врага, скольких бойцов потеряли.

– Понятно, изложу, как в таких случаях полагается.

– Верю, что опыт сочинения подобных бумаг у тебя уже появился. Заодно подашь список бойцов, отличившихся в боях. Правда, кое-кто в штабе флота считает, что не время сейчас наградами разбрасываться, однако я с ним не согласен. Всякий солдатский подвиг должен быть замечен и отмечен. У тебя другое мнение?

– К армейским, особенно фронтовым, наградам и чинам я всегда относился с почитанием.

– Ответил бы по-другому, я бы тебя из этого списка вычеркнул, – хищно ухмыльнулся полковник. – А так подумаю: может быть, даже на звание Героя представим.

– Да не за что пока представлять, – проворчал Гродов. – Вот если бы мы в самом деле добрались до Бухареста, как это вам видится, товарищ полковник…

Бекетов прошелся по кабинету, вновь на какое-то время остановился у окна и резко сменил тему:

– С доктором Верниковой, я так полагаю, ты в Севастополе виделся…

– Поговорили, да. За несколько минут до посадки на суда подъехала, успела.

– Мне почему-то казалось, что из вас получилась бы прекрасная пара.

– Но ведь она же вышла замуж! – как бы оправдываясь, молвил Гродов.

– Знаю, что вышла. Вся эта судьбоносная история со спасением мне уже известна. И я бесконечно рад, что у нее появилась семья; ты ведь понимаешь, что Римма – человек мне не чужой. Но давай поставим вопрос иначе: а если бы она не вышла замуж?

Дмитрий понял, что полковник намекает на Магду Ковач, виновато покряхтел и развел руками.

– Тут уж, видно, судьба по-своему распорядилась.

– Да я не в упрек тебе. Так, просто, размечтался видеть вас вдвоем. Неожиданно вдруг размечтался, совершенно не ко времени.

Дмитрий понятия не имел о том, как складывается личная жизнь самого полковника, но почудилось, что ему хотелось видеть их с Риммой более счастливыми, нежели представал перед миром он сам.

– Ваша забота о докторе Верниковой, дочери вашего друга, конечно, поучительна…

– Почему только о Верниковой? – вежливо возразил полковник. – Ты, Гродов, мне тоже не чужой. Впрочем, хватит сантиментов. До утра ты свободен. Водитель твой пусть поставит машину в нашем гараже. О машине и о нем позаботятся. Мой адъютант договорился с начальником госпиталя, в котором работает фельдшер Магда Ковач. И на службе, и в мединституте, где она сейчас занимается на вечернем отделении, о ней отзываются прекрасно, поэтому возражений по поводу того, чтобы дать ей до утра увольнительную, не последовало. Так уж удачно все совпадает у тебя, Гродов.

– Действительно, удачно, – признал Дмитрий. Он давно обратил внимание, что любое свое действие полковник продумывал до мелочей, и сегодня снова сумел убедиться в этом.

– Кстати, – сказал полковник, когда Гродов уже взялся за дверную ручку, – крестница твоя, Терезия Атаманчук, оказалась очень способной курсанткой – меткая в стрельбе, хладнокровная, быстро овладела рацией и способами маскировки.

– Вряд ли у меня появится время для встречи с ней, – слегка смутившись, объяснил майор. Меньше всего ему хотелось выглядеть в глазах Бекетова неким юбкострадателем.

– Да это и невозможно. Наша «Атаманша» опять на той стороне фронта; «подбросили» ее румынам в одной из деревень, которую наши войска оставляли на северном участке обороны. По легенде, она заметила за собой слежку и спасалась бегством.

– Никогда не сомневался, что она – женщина мужественная, – сдержанно проговорил Гродов, оставляя кабинет начальника контрразведки оборонительного района.

Магда ждала его в трех шагах от ворот, прохаживаясь рядом с машиной Малюты. В тщательно подогнанной гимнастерке, со знаками различия младшего лейтенанта; в лихо уложенной на копну волос пилотке… – она выглядела потрясающе. Ни война как таковая, ни напряженная работа в госпитале никакого отпечатка на внешность этой красавицы не накладывали. Армейская форма словно бы специально для нее была создана – еще бы чуточку юбку подкоротить; да и к смугловатому степному лицу ее блокадная бледность, порожденная усталостью и недоеданием, пока еще не подступалась… А когда она улыбалась – ямочки на щека, и сливовые, подернутые едва уловимой поволокой глаза, придавали ее лицу облик озорной, взбалмошной девчонки.