Миссис Брейди сняла пальто и попросила показать ей гроссбухи. Усевшись за стол Софии, миссис Брейди изучила платежные ведомости, счета от кузнеца, тщательно проверила расчетные листки, а также остальные записи и выразила свое полное удовлетворение. Она вернулась в библиотеку после ужина и провела вечер с Софией, проверяя записи о пропавших и испорченных книгах, после чего устроила разнос мистеру Гиллу, имевшему неосторожность пройти мимо библиотеки, за несвоевременное возвращение книги по разведению коз. И через несколько часов в присутствии миссис Брейди уже не было ничего удивительного. Словно взрослый человек, сменив детей, снова взял на себя ответственность.

* * *

Лето шло своим чередом под плотным одеялом ужасающей жары и летающих букашек, высокой влажности и слепней, жалящих потных лошадей. Элис старалась жить сегодняшним днем, борясь с мелкими неприятностями и не думая о более крупных, которые, выстраиваясь, точно кегли, поджидали ее в будущем.

Свену пришлось уволиться: работая посменно, он не имел возможности в течение недели видеться с Марджери и ребенком, тем более что, по его собственному признанию, мысленно он в любом случае был в той проклятой камере. Когда Свен сообщил о своем решении, пожарная команда шахты Хоффман выстроилась, прижав к груди шлемы и положив на плечо багры, к ярости бригадира, принявшего заявление Свена об уходе слишком близко к сердцу.

Мистер Ван Клив, который так и не смог оправиться, узнав о продолжительных отношениях между Свеном и Марджери О’Хара, сказал, мол, скатертью дорога и назвал Свена гнусным предателем, хотя совершенно бездоказательно, после чего предупредил, что, если эта сволочь Густавссон еще раз появится на территории шахты Хоффман, его пристрелят без предупреждения, так же как и его нечестивую шлюху.

Свен с удовольствием переехал бы в хижину Марджери, чтобы в каком-то смысле быть ближе к матери своего ребенка, но, будучи истинным джентльменом, отверг предложение Элис это сделать, дабы не подвергать ее осуждению тех жителей города, которые непременно сочли бы подозрительным пребывание мужчины и женщины под одной крышей, несмотря на то что эти двое всего лишь любили одну и ту же женщину, хотя и по-разному.

К тому же Элис больше не боялась находиться одна дома. Она рано ложилась спать и спала как убитая, вставала в 4:30, с восходом солнца, умывалась ледяной водой из ручья, кормила животных, натягивала первую попавшуюся под руку одежду, разложенную для просушки, завтракала яйцами с хлебом, скармливая оставшиеся крошки курам и красным кардиналам, слетавшимся на подоконник. Во время завтрака она читала одну из книжек Марджери и через день пекла кукурузный хлеб, который относила в тюрьму. Озаренные первыми лучами солнца горы вокруг нее были наполнены пением птиц, листва горела оранжевым светом, потом – синим и изумрудно-зеленым, высокая трава пестрела вкраплениями лилий и шалфея, а когда за Элис закрывалась сетчатая дверь, огромные дикие индейки неуклюже взмахивали крыльями и маленькие олени прыгали в лес, словно именно Элис была здесь непрошеным гостем.

Элис выпускала Чарли из сарая в маленький загон позади хижины, после чего проверяла курятник на наличие яиц. Если оставалось время, она готовила еду на вечер, поскольку знала, что вернется домой слишком усталой. Затем седлала Спирит, укладывала все самое необходимое в седельные сумки, натягивала на голову широкополую шляпу и спускалась по горной тропе, направляясь в библиотеку. Когда грунтовая дорога оставалась позади, Элис бросала поводья на шею Спирит и повязывала на шею хлопковый носовой платок. Ну а потом Элис практически не брала в руки поводья: оказавшись в начале пути, Спирит уже знала, куда ей идти, и, прижав уши, скакала вперед – еще одно существо, которое знало и любило свою работу.

По вечерам Элис обычно еще на час задерживалась в библиотеке с Софией, просто за компанию, а время от времени к ним присоединялся Фред, приносивший из дома еду. Элис уже дважды ужинала у Фреда, полагая, что сейчас она мало кого интересует, да и вообще, кто мог увидеть, как она идет к дому Фреда?! Она любила этот дом, с его запахом пчелиного воска, с его поношенными, но не такими грубыми и дешевыми, как у Марджери, предметами домашнего обихода, с коврами и мебелью, говорящими о старых деньгах, передающихся из поколения в поколение.

А еще в доме Фреда не было никаких фарфоровых фигурок, что обнадеживало.

Они ели приготовленный Фредом ужин и говорили обо всем и ни о чем, время от времени глупо улыбаясь друг другу. И Элис, возвращаясь домой, не могла вспомнить, о чем шла речь, поскольку во время каждого разговора с Фредом у нее в ушах звенело от неутоленного желания. Иногда Элис так обуревали страсти, что приходилось щипать себя под столом за руку, чтобы опомниться. А потом она приходила в пустую хижину Марджери, ложилась под одеяло и пыталась представить, что было бы, пригласи она хоть раз, один-единственный раз, сюда Фреда.

* * *

Адвокат, нанятый Свеном, приезжал каждые две недели, и Свен, получив разрешение проводить встречи у Фреда, попросил Фреда с Элис при этом присутствовать. Как заметила Элис, Свен сильно нервничал, у него непроизвольно подергивалась нога, пальцы рук нервно барабанили по столешнице, и он, похоже, просто боялся, что после встречи не вспомнит и половины того, что сказал адвокат. И действительно, тот старался говорить как можно более обтекаемо, витиеватыми и мудреными фразами, не высказываясь напрямую, а постоянно ходя вокруг да около.

Итак, заметил адвокат, несмотря на неожиданную пропажу соответствующего гроссбуха… – здесь адвокат сделал многозначительную паузу, – штат не сомневается в наличии доказательств вины Марджери О’Хара. Старуха сразу назвала Марджери О’Хара, и то, что старая женщина позднее изменила показания, уже не имеет значения. Библиотечная книга в пятнах крови, похоже, является единственно возможным орудием убийства, учитывая, что на теле не найдено пулевого отверстия или колото-резаной раны. Судя по записям в сохранившихся гроссбухах, Марджери О’Хара, единственная из всех конных библиотекарш, уезжала так высоко в горы, в связи с чем возможности кого-то другого использовать в качестве оружия библиотечную книгу были крайне ограниченны. Кроме того, Марджери О’Хара отличалась строптивым характером, люди охотно говорили о кровной вражде, существовавшей между ее семьей и семейством Маккалоу, а также о привычке Марджери резать правду-матку в глаза, не задумываясь о реакции окружающих.

– Ей следует все это учесть, когда дело дойдет до суда. – Адвокат начал собирать бумаги. – Очень важно, чтобы присяжные сочли… обвиняемую достойной сочувствия.

На что Свен лишь покачал головой.

– Марджери невозможно заставить переступить через себя. Она такая, какая есть, – заявил Фред.

– Я не говорю, что она должна стать кем-то другим. Но если ей не удастся добиться расположения судьи и жюри присяжных, ее шансы на освобождение существенно уменьшатся. – Адвокат снова сел и положил руки на стол. – Мистер Густавссон, речь идет не об установлении правды. А скорее о стратегии. И не важно, в чем состоит суть дела, бьюсь об заклад, что сторона обвинения сейчас работает именно над своей стратегией.