— Война лишь составная часть этой катастрофы.

Тут попросил разрешения адвокат и задал вопрос:

— В котором часу произошла авария на дороге?

— В получасе езды от нашей деревни. Значит, примерно в половине восьмого вечера.

— Вы точно знали, что она прибудет именно этим автобусом?

— Она дала телеграмму, когда купила билет.

— Вас не удивило впоследствии, что она не выехала к вам?

— Ее отец не доверял мне и мог не пустить.

— А не поразило вас то обстоятельство, что смерть наступила примерно в то же время, когда разбился автобус?

— Я не думал об этом.

— Но ведь, если так, все обвинения должны быть с моего подзащитного сняты, — заявил адвокат. — Это судьба, которая находит способ исполниться, когда пришел ее срок.

Зал зашевелился, зашелестел шепотом и ахами. Гамлета отпустили на место. Он ни разу не взглянул на Феликса — напряженно избегал встречи взглядов. (Как я избегал взгляда матери после нашего вечера в скульптурной мастерской.) Как будто предпочитал числить Феликса во врагах.

Слово взял прокурор Соловьев.

— Поскольку высказывались сомнения в преимуществе жизни над смертью, зададим вопрос: есть ли в жизни смысл? Каждый человек принужден искать ответа на этот вопрос заново. Многие отвечают на него отрицательно. Есть пессимисты серьезные — это самоубийцы. Есть несерьезные — это теоретики, их арифметика отчаяния есть лишь игра ума, которую они сами опровергают, на деле находя в жизни куда больше удовольствия, чем страдания. Из материалов следствия видно, что погибшая не была самостоятельным теоретиком, но была жертвой чужого идейного влияния. На этом строится наше обвинение.

Сам обвиняемый пессимистом — то есть отрицателем у жизни смысла — не был. Он оптимист. Из его высказываний я заключаю, что он находил смысл в эстетической стороне жизни, в культивировании всего, что сильно и красиво. Истреблять то, что лишено красоты и силы, вот, по его, задача существования. Но эта точка зрения сама себя опровергает. Ее упраздняет жизнь, делая силу бессилием, а красоту безобразием. Александр Македонский покорил мир, но оказался бессилен против смерти. Подсудимый восстает против равенства, но он забыл устранить главную уравнительницу — смерть. Обвиняемый высоко ценит свою личность, вплоть до присвоения себе божественного права власти над чужой жизнью. Он сознательно культивирует в себе эгоизм и истребляет жалость. Но он опирается на нереальные основы, на то, чего нет — на утверждение между собой и другими безусловной границы и противоположности. Альтруизм же предполагает нравственное равенство. Я спешу оговориться: материальное и качественное равенство между людьми я считаю невозможным — и не только между разными людьми, но и у одного человека в разных его возрастах и положениях: детство, бедность, болезнь. Однако есть в каждом человеке чувство, объемлющее равным участием всех без различия, и добрых, и злых, и людей, и пресмыкающихся. Это жалость. Чувство, сознательно подавляемое в себе подсудимым. Его преступление кроется в теоретической ошибке. Опровергнув его теоретическое построение, мы докажем его вину, ошибку его разума. Противопоставим его убеждениям некое свое построение о смысле жизни как отдельного человека, так и общества. Сделаем это по возможности кратко.

Наше общество заблуждается, ставя целью экономической деятельности достижение материального богатства. Цель труда по отношению к природе не есть пользование ею для добывания вещей, но совершенствование и одухотворение ее самой. Человек должен служить земле, обрабатывая ее. Признаем в природе живой организм, требующий, однако, для поддержания его, труда людей. Конечно, главный труд человека — умножать духовное достояние потомков, но это не всем дано. Кому не дано, те исполняют свою долю труда, умножая материальное достояние и обеспечивая всем достойное существование. Таким образом, лишних людей в обществе нет. Преступление обвиняемого состоит в том, что он убедил Офелию в ненужности и даже вредности ее жизни и принудил тем самым истребить эту жизнь. Таким образом, он отнял у общества целую единицу, которая должна была бы наряду со всеми служить общей пользе. Ошибкой теории нашего подсудимого было то, что он хотел совершенствовать мир путем простой селекции: сохраняя «лучшее» и истребляя «худшее». Однако исторический процесс — это долгий и трудный переход от зверочеловечества к богочеловечеству. Мир есть система условий для осуществления совершенства человека в его массе. Есть в природе пять царств: минеральное, растительное, животное, человеческое и божье. Каждое в своем стремлении добавляет ступеньку вверх, содержа в себе все предыдущие. Человек должен перестать быть только человеком, а человечество — только человечеством. Это и есть общественная цель. Скажем метафорически: богу нужен не человек-орудие, а человек-соучастник, свободный и сознательный. Потому-то человек и поставлен в трудные условия самостоятельного выбора. Человек должен сам отвергнуть зло. Поэтому зло есть нечто необходимое — вроде гирь для тренировки атлета. Как грудной младенец — не друг и не помощник отцу, так и духовно слабый человек — не помощник богу. Новая религия не может быть пассивным богопочитанием, а должна стать активным богодейством. Первая ступень — творение материи из ничего — позади, следующая ступень — претворение материи в дух. И сделает это человек!

Справедливость мы толкуем как жалость, примененную равномерно. Обвиняемый нарушил эту справедливость в силу убежденного эгоизма. Но мы обязаны проявить милость к нашему подсудимому еще и потому, что сам-то он презирает всякое милосердие. Его воля стремится к господству вместо единения. Хотя в христианском мифе о трех искушениях Христа еще два тысячелетия назад была побеждена точка зрения нашего подсудимого. Третье искушение: «мир лежит во зле — завоюй его и веди насильно к добру» — было преодолено Христом, потому что означало поклониться злу насилия, не признавая за идеей добра никакой творческой силы.

Однако надежда на потенцию личности подсудимого велика. Если сила личности, самоутверждаясь в своей отдельности, есть зло, то сила, подчинившая себя высшему началу, становится силой мировой любви. Без силы эгоизма как низшего топлива не может быть произведена высшая энергия деятельной любви. Потенциальное зло, запасенное в человеке в большом количестве, может быть преобразовано потом в актуальное, деятельное добро. Слабый, малоэгоистичный человек не может явиться источником любви. Исторический опыт дает нам много примеров происхождения святых и героев именно из разбойников. Будем надеяться, что врожденная энергия нашего подсудимого не пропадет втуне.

Теперь о наказании. Мы несовершенны. Право — лишь условная область регулирования отношений, право есть минимум нравственности. Нравственности нельзя общественно требовать, а подчинения правовым нормам — можно.