Кристина долго сидела, застыв в неподвижной позе — спиной к перилам, свесив ноги в комнату — и смотрела перед собой пустым взглядом. А когда она вынырнула из этого транса, то поняла, что стала другой.

Кристина, пытавшаяся отражать удары и понять, искавшая помощи и нашедшая опору в бездомном алкоголике, исчезла.

«Ты не нуждаешься в поддержке. Сама справишься. Тебе нужно одно — ярость, что разгорается в твоем сердце».

Да. Она придвинулась к окну и осторожно, скребя ногтями по шероховатой поверхности стены, скользнула назад в комнату — в тот самый момент, когда один из прохожих наконец заметил что-то неладное и указал на нее пальцем.

Женщину накрыла «возвратная волна» страха. Слава богу, она сумела остановиться, пусть и в последний момент. Кристина промерзла до костей, но виноват был не только ледяной ветер. Она с ужасом думала, что могла бы сейчас лежать на тротуаре с переломанными костями и обратившимися в кисель внутренностями. Но она удержалась — и почувствовала, что возродилась, полная решимости действовать. Они хотят ее смерти? Очень хорошо. Прекрасно. Она, может, и умрет, но уж точно не убьет себя сама. Они за все заплатят… Тот, кто не боится смерти и питается ненавистью, превращается в очень опасного противника. В припадочного камикадзе. В Кристине произошли глубинные изменения, она теперь понимала все гораздо яснее. Плевать на смертельную опасность! Они совершили ошибку — разбудили сущность, долго находившуюся в анабиозе внутри нее. Палачи, сами того не ведая, закалили ее, дотянули до момента, когда ее сила и ярость слились воедино и вырвались наружу. Они вполне могли преуспеть с человеком послабее, с тем, кто отчаялся и позволяет собой манипулировать, но Кристина сделана из другого материала.

«Ты сильная, гораздо сильнее, чем они думают, чем думаешь ты сама, сестричка». Мадемуазель Штайнмайер обрела первозданную чистоту: мучители отняли у нее все и терять стало нечего.

Луч солнца вырвался из-за свинцовых туч, осветив пол у ее ног, и над красным ковром закружилась золотистая пыль. Лучик переместился на пустую корзинку Игги, и она все-таки заплакала.

Но эти слезы не были проявлением слабости.

Кристина закрыла чемоданы и покинула номер. Спустившись в холл, подошла к стойке портье и спокойно дождалась своей очереди.

— Вы нас покидаете? — удивился дежурный администратор. — Мы надеялись оказать вам гостеприимство на несколько ночей… Что-то не так?

— Все просто замечательно, — ответила женщина. — Я возвращаюсь домой. Рабочие сотворили чудо — все починили. С утечками покончено.

Портье бросил на постоялицу удивленный взгляд: заселяясь, она сказала, что к ней в квартиру залезли воры, и поэтому ей придется поменять замки.

— Рад за вас… — протянул он неуверенно.

— Запишите на счет мадам Дориан.

— Конечно. Вы пользовались мини-баром?

— Да. Включите все в тот же счет.

А потом Кристина шла по улицам Тулузы, везя за собой чемоданы. Ее дом был недалеко, и спускаться в метро не хотелось. Мертвый Игги весил немного, а торопиться ей было некуда.

«Все это прекрасно, — произнес голос Мадлен, — но с чего ты начнешь?»

Она знала, с чего следует начать. Это же так очевидно. Никакой альтернативы…

На рассвете Сервас был на месте. Он сидел в машине, напитываясь адреналином. Читать дневник полицейский закончил за полночь, после чего принял душ, оделся и спустился вниз, чтобы сварить на кухне крепкий кофе и залить его в термос. Со стоянки он выехал, не зажигая фар.

Мир просыпался. Тысячи дорогущих кофеварок булькали в огромных кухнях богатых домов, принадлежащих инженерам, техникам и руководителям аэрокосмической промышленности. Невыспавшиеся мелкие сошки, трудяги пунктов оплаты дорожной пошлины на национальных шоссе, готовились к встрече с их седанами, спортивными купе и кроссоверами последней модели. Сервас въехал на холм, припарковался на краю поля и налил себе кофе — весьма средний на вкус. Он увидел, как в доме зажегся свет, и подумал, что такое здание мог бы спроектировать сам Мис ван дер Роге: набор бетонных кубов с большими прямоугольными окнами и застекленными балконами со стороны бассейна. Рядом находилась маленькая конюшня. Вокруг, за белой оградой, простирались луга. Полная луна — пухлощекая, вечная — снисходительно взирала на пейзаж, небо на востоке медленно светлело, купы деревьев оставались черными, а холмы окрасились в темно-голубой цвет.

В освещенном окне появился силуэт, и Мартен взял бинокль. Он… Половина седьмого утра, «жаворонок». Сыщик смотрел, как мужчина в халате спокойно пьет кофе, сидя у окна. Папарацци и соседи его явно не волнуют. Затем хозяин дома перешел в другую комнату, зажег свет и следующие полтора часа провел за компьютером. Небо постепенно светлело, и из темноты медленно, как театральная декорация, выплывал окружающий пейзаж. Сервас сдал назад, за деревья, взял термос и вылез из машины. Холодный воздух обжег ему щеки. Он поежился, поднял воротник, перешагнул через электрическую изгородь и побрел по тающему снегу к холму, поросшему высокой мокрой травой. Больше всего на свете ему сейчас хотелось закурить, вдохнуть полной грудью горьковатый дым, «отравиться».

В 7.28 солнце наконец выкатилось на небо, и его косые бледные лучи осветили замерзшие окрестности. Через полчаса распахнулась застекленная дверь в передней части дома, и Леонард Фонтен вышел на деревянную террасу — босиком, несмотря на холод. Сервас настроил бинокль и увидел вьющийся над чашкой в его руке дымок и горящую на полу подсветку.

Фонтен допил кофе и пошел вдоль бассейна к пул-хаусу,[68] ступая осторожно, чтобы не оскользнуться на плитке. Зажег свет, вошел, и в тишине зимнего утра раздалось урчание электрического мотора. Плавающие жалюзи, прикрывающие чашу бассейна, начали медленно сворачиваться. Мартен был заворожен происходящим и чувствовал себя вуайеристом, подглядывающим за красивой женщиной.

Не собирается же он плавать…

Полицейского ждало новое потрясение: космонавт вышел из пул-хауса голым, присел на корточки, чтобы отключить охранную систему, и ровно через секунду нырнул, пробив тонкий ледок на поверхности воды.

Ну ничего себе!..

Кроль, спина, баттерфляй. Целый час без остановки, как заведенный. Судя по тому, что над водой поднимался пар, бассейн был с подогревом. Утро выдалось ясным, солнечный свет заливал долину, но Сервас успел промерзнуть до костей. Наконец Фонтен закончил тренировку и вернулся в дом, а сыщик воспользовался моментом, чтобы оглядеть окрестности. Соседняя ферма находилась метрах в пятистах от владений космонавта.

Леонард появился на улице в толстом свитере, брюках-галифе и сапогах для верховой езды и направился вдоль белого забора к конюшне. Минут через пятнадцать он появился в воротах, ведя под уздцы великолепную лошадь, и, с невероятной легкостью вскочив в седло, поскакал к холму. Мартен сообразил, что может не успеть вернуться в машину, и его пробрала дрожь, но все его сомнения заслонила мысль о том, что дом теперь пуст, а хозяин будет отсутствовать минут тридцать, не меньше. Майор знал, что у космонавта есть семья — жена и двое маленьких детей, — но этим утром он явно был один в доме. Искушение провести разведку было очень велико, но стоило подстраховаться, ведь следы на снегу сразу заметят.