Когда Невин почувствовал, как его слепят слезы, то проклял себя, старого дурака. Джилл поспешила к нему и положила ладонь ему на руку.

– Что-то не так?

– О, ничего, ничего.

– Раньше тебе удавалось врать получше.

– Хм, это очень нехорошее выражение! – Он откашлялся и вытер глаза о рукав. – Прости меня, дитя. Я знаю: это пустое тщеславие, но я всегда хотел сам обучать тебя двеомеру.

– Ну, а разве ты не учил меня? Если бы я никогда не знала тебя, и Саламандр пришёл бы ко мне, болтая о магических заговорах и подобных вещах, то я рассмеялась бы ему в лицо – а то и дала бы пощёчину. С того самого первого лета, как мы встретились, ты пытался показать мне, на что я могу быть способна, если у меня хватит ума захотеть этого. Нужно было, чтобы случились ужасные вещи – только это и могло заставить меня посмотреть туда, куда ты показывал. И вот, наконец, я посмотрела.

Хирейд сломался и разбился на куски, как обронённый кувшин. Хотя Невин чувствовал, что по его лицу расползается идиотская улыбка, недостойная их обоих он не мог не улыбаться.

– В самом деле?

– В самом деле. Саламандр только руководил тренировками, которые мне требовались, и рассказывал о нескольких принципах и всем подобном. Ему я тоже благодарна, но, знаешь ли, он ужасно разбрасывается. Невин, ты один раз говорил, что я всегда могу обратиться к тебе за помощью. Ты ведь научишь меня большему, когда все это закончится?

– Конечно! Дитя, ничто не принесёт мне такого удовольствия, как обучать тебя всему, чему научился я сам. Я хочу передать тебе мои знания и оставить их в надёжных руках для будущего. – Даже в радости, даже в этот момент триумфа, так долго откладываемого, Невин чувствовал, как его терзает долг. – Начнём прямо сейчас. Что я там слышал о двеомерном волке?

Джилл поморщилась и смущённо отвела взгляд. Они проговорили до рассвета, пройдясь по всем полусознательным шагам, которые она предприняла, как при создании волка, так и разрушении его, пока она не увидела все ошибки, которые допустила. Хотя ей пришлось поёжиться и покрутиться под его допросом, её внимание никогда не уходило в сторону. Невин понял, что разум Джилл представляет собой теперь внушительное оружие. В некоторой степени она обладала природным талантом, но по большей части это произошло благодаря суровым тренировкам её отца и той опасной жизни, которую она вела.

Гораздо позднее, в суматохе сборов до отъезда из города, Невину пришло в голову, что он, наконец, выполнил свою клятву. Вскоре он будет свободен и сможет умереть. Старик почувствовал, как холодное предчувствие охватывает его, подобно злому заговору, когда он задумался над тем, как скоро это случится.

– Кстати, младший брат, что мы будем делать с другими лошадьми? Теми, которые принадлежали компании Гвина.

Родри прекратил паковать седельные вьюки и сел на пятки, рассматривая Саламандра, который казался искренне раздражённым.

– Оставь несчастных животных здесь. Подари их владельцу конюшни, чтобы он их продал, – сказал Родри. – Они доставляли нам одно неудобство.

– Что? Мы не можем просто бросить двадцать четыре отличных лошади.

– Можем, и сделаем это.

– А ещё можно выбросить золото в канаву! Внезапно Родри понял.

– Мы, старший брат, не на пастбищах. Нам не требуется тащить за собой всех хромых кляч, какие только попадаются нам по пути.

– Клячи меня не волнуют. Если мы оставим их здесь, то можем за ними вернуться через какое-то время.

– Когда, тупица? – спросил Невин, заходя в комнату. – Насколько я могу судить, мы едем на смерть, а ты волнуешься о запасных лошадях. Боги!

– А что если мы столкнёмся с каким-то несчастьем, и нам потребуются запасные?

– Несомненно, мы сможем купить их в каком-нибудь городе. Похоже, из вас с Джилл просто сыплются монеты. Как вы столько заработали?

– О, хм-м… мы давали представления на рыночных площадях. – Отвечая, Саламандр побелел, как смерть. – В конце концов, я же гертсин, а Джилл привлекала зрителей просто потому, что она – блондинка из страны варваров.

При словах «рыночная площадь» материализовался Дикий народец: духи носились по воздуху, гномы прыгали и танцевали, а духи Эфира сообщили о своём присутствии в виде дрожащей занавески пурпурного цвета Прозвучал слабый гром.

– Прошу тебя, скажи, что ты этого не делал! – Невин стал суровым и мрачным.

– Э, ну… я не могу врать. Делал.

– Пусть Великие разорвут твою душу! Ты – глупый болтливый эльф! Настоящий двеомер на рыночной площади? – Невин замолчал и теперь просто дрожал от ярости.

– Мой господин! – вставил Родри. – Но ведь это спасло нас всех. Гвин сказал мне, что ястребы даже не подозревали, кто такой Эван, пока не оказалось слишком поздно.

– И это заявление, Родри, только что спасло жизнь твоего брата-шалопая ещё раз. Тем не менее, я ещё не все сказал. Саламандр, пойдём со мной.

Поскольку Невин схватил его за руку и потащил так сильно, словно был не слабым стариком, а кузнецом, выбора у Саламандра не оставалось. Ругая его на все корки, Невин вытащил эльфа в коридор. До Родри долго доносился голос старика, пока двое спорщиков не оказались вне пределов слышимости.

Закончив сборы, Родри отправился вниз, во двор гостиницы, где Амир, Гвин и остальные члены отряда ждали приказов. Хотя Родри все ещё не узнавал людей из Элдиса, с помощью Джилл он запомнил их имена и знал достаточно мелочей о них, чтобы скрыть потерю памяти. В частности у него были основания помнить Амира, потому что, судя по словам Джилл, этот молодой воин помог спасти его жизнь в сражении несколько лет назад – правда, сам Родри об этом не помнил ничего. Странное дело: он забыл почти все – конкретные детали, вроде имён, названий мест или сражений; однако хорошо помнил о том, что он – лорд, точно так же как помнил, насколько удобно и прилично было носить штаны, а не тунику, и помнил, как надевать бригги. Теперь, поскольку он снова возглавлял отряд, и все его члены относились к нему с большим почтением, все привычные чувства вождя вернулись к нему, от гордости до сильного беспокойства об их безопасности. Он не забыл о том, как стоять, как держать голову, как улыбаться, – все то, чего никогда бы не позволил себе раб Родри. Когда Амир шагнул вперёд и полонился ему, Родри улыбнулся и поднял руку. Это жест казался ему знакомым – было такое ощущение, но сознательно он не помнил, как ему учился. Ему пришло в голову, что он, несомненно, повторяет движения мужа своей матери, человека благородного происхождения, который его вырастил.

– Мы выезжаем сегодня, мой господин? – спросил Амир.

– Да. Амир, ты во время этой поездки будешь капитаном. Не забывай ни на минуту: мы направляемся на самую странную битву в нашей жизни. Если заметишь, что кто-то ведёт себя непривычно: может, с мрачным видом погрузился в размышления, или говорит что-то, не имеющее смысла, сразу же сообщай Невину. Судя по тому, что говорила мне Джилл, наши враги могут воздействовать на людей с большого расстояния.