– В таком случае я буду настороже, мой господин. Приказывать людям садиться в седло и готовиться к отъезду?

– Да.

Когда остальные поспешили выполнять приказ, Родри обратил внимание на Гвина, который стоял чуть в стороне и выглядел растерянным, словно не вполне представлял себе, как он сам вписывается в новый порядок.

– Гвин! Я думал вот о чем. У тебя нет оснований ехать в составе отряда – ты не являешься его членом. Не станешь ли ты с этого времени моим телохранителем?

Гвин согласно кивнул. Мгновение он смотрел в землю, а затем поднял голову и улыбнулся Родри с теплом, которое выходило далеко за пределы почтения обычного воина к лорду, которому он поклялся служить. Родри знал, что Гвин любит его, временами он бывал тронут этой любовью, порой – смущён, но всегда у него находились причины быть ему благодарным – это Родри болезненно осознавал. Он дружески хлопнул Гвина по плечу.

– Поедешь рядом со мной.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Тебе придётся ехать во главе колонны, если ты собираешься меня охранять.

Гвин снова улыбнулся, и мгновение они стояли вдвоём. Затем Родри поднял голову и увидел Джилл, Невина и притихшего Саламандра, которые спускались по наружной лестнице.

Родри ощутил странную вину при виде своей невесты, как он думал о ней в эти дни. Вторым чувством стало негодование: опять он видит её в компании колдунов! Временами он чувствовал, словно она уходит от него, плывёт в безмерное море на гребне волшебного прибоя, неумолимо уплывает все дальше и дальше, и нет у него сил призвать её назад.

– Что-то не так? – спросил Гвин. – Ты выглядишь больным. Тебя что-то тревожит.

– Ничего, ничего, просто задумался. Слишком долго я был в напряжении. Это действует мне на нервы.

Невин присоединился к ним, по пятам за стариком следовали Саламандр и Джилл. Невин широко улыбался.

– Готовы выступать, парни?

– Да, – ответил Родри. – А вы знаете, в какую сторону?

– Знаю – в общем и целом. Усадьба Старца лежит к востоку отсюда, высоко в горах, и до неё далековато. Я, наконец, додумался до очевидного, и спросил у Диких. Они хорошо её знают – чтобы держаться подальше.

– О, клянусь Когтистыми! – выпалил Гвин. – Они могут привести нас прямо туда?

– Дикие никогда не приводят никого никуда прямо. Я приложу все усилия, чтобы придумать что-нибудь получше, но пока они – наши единственные проводники.

Дорога была довольно узкой, не посыпанной гравием или песком, и не осушенной, но это все равно была дорога, которая рассекала Пастедион с востока на запад. На западе, как сказали Невину жрецы, она совсем сужалась, превращаясь в почти козью тропу, и заканчивалась у маленькой деревни, а в восточном направлении петляла через горы, мимо Вардета к Вилинту, уходя далеко через остров. Если бы Саламандр отправился по этой дороге после того, как спас брата из рабства, то вполне мог бы привести Родри прямо к Старцу, как понял Невин, – конечно, при условии, что усадьба Старца на самом деле лежит к востоку от Пастедиона и к западу от Вилинта.

На материальном плане Дикие легко путаются. Такие отвлечённые понятия, как восток и запад, им неясны, так что уж тут говорить об отвлечённых понятиях, вроде расстояния или времени! Дикие могут только следовать дорогами, по которым путешествовали раньше, даже если эти дороги и являются самым долгим путём до цели. Насколько Невин знал, гномы, которые пытались ему помочь, однажды двигались на восток, но затем уклонились в другом направлении, а после вернулись, а то и просто скакали с возвышенности на возвышенность по всей Суртинне и, в конце концов, оказались перед усадьбой Старца. Если бы Невин пытался найти обычного человека, или обыкновенное место, то мог бы послать Диких наугад на охоту по всей местности, но он не мог позволить им приближаться к такой опасной личности, как Старец, и точно так же не послал бы Саламандра в полет, в его недавно освоенном и непрочном образе птицы.

– Кстати, – спросил Невин гертсина этим утром, – а когда ты летаешь, ты какая птица?

– Ты будешь смеяться.

– Какая?

– На самом деле, тебе ведь не требуется самому выбирать птицу, форму которой ты хочешь принять. Двеомер находит образ, который отражает твою натуру. Это что-то вроде замерзания воды в глиняном горшке. Когда разбиваешь горшок – получаешь лёд в форме горшка.

– Да, это так, но какая птица…

– Мне придётся признаться, и, наконец, разделаться с этим вопросом, о владыка Эфира. Хотя я и мог бы попытаться принять более благородную форму, но я всегда оказываюсь сорокой.

Невин рассмеялся.

– Видишь? Все смеются, – укоризненно молвил Саламандр.

– Мои извинения, Эван. Сорока может летать с самыми лучшими представителями пернатых.

– Как мило с твоей стороны. Ты очень добр. Это так, но, к сожалению, это все равно сорока. Я готов к перемене формы, если это тебе требуется. Может, Старец и не заподозрит, что гигантская сорока владеет двеомером. С другой стороны, он может ужасно развеселиться и этим самым причинить мне зло.

– А вот на это я не поставил бы ни гроша. Сомневаюсь, что Старец смеялся хоть раз за последние пятьдесят лет. Я бы лучше сам отправился в эфир вместо того, чтобы позволить ученику делать такую опасную вещь…

– Для тебя это более опасно, потому что Старец ждёт тебя.

– Я все равно рискну, если потребуется. Дела наши таковы, что до этого вполне может дойти.

– Давай искренне надеяться, что такого не случится. Знаешь ли, здесь на островах говорят, что любого, кто заключает договор с Когтистыми, всегда в конце концов предают. Может, Когтистые прямо приведут нас к своему древнему слуге. О… прости. Вижу по твоему лицу, что моя слабая попытка пошутить была чудовищно неудачной.

– Просто у меня такое настроение. Я раздумывал кое о чем, что раньше сказал Гвин. Он боится, что Старец заставляет нас идти к нему какими-то своими магическими средствами.

– Но ведь это не так? Он нас не заставляет?

– О конечно, нет! От тебя вовсе не требуется быть тупицей, и оставь дурацкие предрассудки! А теперь подожди минутку… Интересная мысль. Предположим, он по какой-то причине хотел вытащить меня сюда – скорее всего, чтобы убить. Разве наш Родри не идеальная приманка?

– В таком случае получается, что он на самом деле заманил тебя сюда.

– Придётся мне над этим поразмыслить. Я ломал голову, думая, каким образом политические враги Родри могли бы найти гильдию ястребов, но, может, я зря обвинял их. Мне никогда не удавалось сложить в этой картинке все разрозненные кусочки. Я снова поговорю с Гвином и послушаю, какие в точности приказы он получил.

– Знаешь ли, о продвинутый мастер нашего общего искусства, есть кое-что, что я собирался у тебя спросить. Вот Гвин, который, вероятно, вполне сознательно убил несколько дюжин мужчин и женщин, – тем не менее, он кажется мне трогательным и жалким. Затем есть Перрин, который действительно изнасиловал Джилл, но сделал это бессознательно, нанеся огромный урон своему собственному здоровью и не оставив ей ни синяка – тем не менее он кажется мне совершенно отвратительным. Почему так? Потому что Джилл – моя любимая подруга, в то время как жертвы Гвина остаются гипотетическими и абстрактными личностями?