Зетист подошел к двери, распахнул ее и уставился в пол. Белла не шевельнулась.

— Убирайся! — заорал он.

— Почему…

— Господи, меня от тебя тошнит!

Белла почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Она одернула юбку, поправила блузку и бюстгальтер. Потом опрометью выскочила из комнаты.

Зетист захлопнул за ней дверь и побежал в ванную. Он поднял стульчак и склонился над ним. Его вырвало съеденным ранее яблоком.

Он нажал на смыв и опустился на пол. Его трясло и мутило. Он попытался сделать несколько глубоких вдохов, но ощутил лишь запах Беллы. След от ее чудесного неповторимого возбуждения остался на его пальцах. Он снял водолазку и намотал на руку, пытаясь прогнать запах.

Господи, совершенство ее атласной кожи. Великолепный аромат страсти. И эта соблазнительная влага.

Уже несколько сотен лет ни одна женщина не становилась влажной для него. Со времени его освобождения от рабства крови. Тогда… тогда он не хотел этого, он научился остерегаться возбуждения.

Зетист попытался сосредоточить свои мысли на настоящем моменте — вот же, он сидит в своей ванной… Но прошлое поглотило его.

Он снова оказался в камере, закованный в кандалы, собственное тело больше не принадлежало ему. Ощутил прикосновение ладоней Госпожи, запах слюны, которой она его смачивала, чтобы добиться необходимого ей возбуждения. Затем она скакала на нем, пока не достигала пика. А после оскверняла его, кусала и пила кровь из вены.

Все это снова вернулось. Насилие. Унижение. Десятки лет надругательства, пока он не утратил всякое ощущение времени и пространства, пока не превратился в мертвеца, у которого все еще билось сердце и дышали легкие.

Он услышал странный звук. И понял, что это стон, вырвавшийся из его груди.

О… Белла.

Зетист вытер рукою лоб. Белла. При ней он стыдился своих шрамов и уродства, своей покалеченной внешности и отвратительной сущности.

На вечеринке она непринужденно общалась с братьями и остальными девушками, улыбалась и смеялась. Она обладала обаятельной натурой и легким характером, которые говорили о комфортной жизни, которую она вела. Наверное, Белла никогда не слышала грубого слова и не знала злого умысла. И конечно же, сама не проявляла ни жестокости, ни грубости. Она достойная девушка, не похожая на тех мерзких, озлобленных, у которых он пил кровь.

Зетист не поверил, когда Белла сказала, что хочет спать с ним, но, наверное, она и впрямь этого желала. Вот что значила ее шелковая влажность. Женщины могут врать о чем угодно, но не об этом. И только не этим.

Зетист содрогнулся. Когда он пригнул Беллу, лаская ее соски, то собирался остановиться, вопреки собственным словам. Он рассчитывал напугать ее, чтобы она оставила его в покое, обескуражить, а потом отпустить.

Но Белла действительно хотела его.

Он заново прокрутил в голове момент, когда скользнул своей рукой меж ее бедер. Она оказалась такая… мягкая. Невероятно теплая, гладкая, влажная. Первая женщина, к которой он прикоснулся и которая была такой только для него. Он понятия не имел, что с этим делать, и тогда, среди этой внутренней сумятицы и растерянности, перед его глазами снова всплыл образ Госпожи. Он увидел ее лицо, почувствовал, как она сидит на нем верхом.

Госпожа всегда находилась в возбужденном состоянии, когда приходила к нему. Она добивалась того, чтобы он это понял, хотя никогда не заставляла его прикасаться к ней руками. Умно. После всего, что она с ним сделала, он, словно зверь, порвал бы ее на куски, если бы смог. Заключенная в нем опасность и заводила Госпожу.

Он подумал о влечении Беллы. Может, в его основе лежало то же самое? Жесткий секс. Дикость как орудие наслаждения.

Для Беллы он — опасный мужчина, приключение.

Желудок снова сжался. Зетист склонился над унитазом.

— Думала, ты просто нагрубил, — раздался над ним голос Беллы. — Даже не предполагала, что тебя и вправду тошнит от меня.

Черт. Он не запер дверь.

Он даже не подумал, что Белла может вернуться.

Белла обхватила себя руками. Ей не верилось, что все это происходит на самом деле. Зетист растянулся на полу, полуобнаженный, напротив унитаза. Майка обмотана вокруг руки, тошнота заставляет его содрогаться.

Пока он ругался, она рассматривала его тело. Боже милосердный, его спина! Ее широченное пространство покрывали шрамы, следы каких-то былых истязаний, которые почему-то не зажили, как и его лицо. Но Белла даже не догадывалась, откуда это взялось.

— Что ты делаешь в моей комнате? — спросил он; его голос эхом отдавался от фарфорового ободка.

— Я… я хотела на тебя накричать.

— Не возражаешь, если я сначала покончу с тошнотой?

Он нажал на смыв. Вода стекла, забулькав.

— Ты в порядке?

— Ага, просто развлекаюсь.

Белла прошла в ванную. Все там было стерильно чисто — белое, обезличенное.

Зетист поднялся на ноги в мгновение ока и стоял теперь рядом с ней.

Белла подавила вздох.

Несомненно, Зетист имел сильные мускулы, но они так отчетливо выделялись, что были видны отдельные мышечные волокна, испещренные бороздками. Для воина и вообще для мужчины он выглядел чересчур тощим. Даже истощенным. Спереди в двух местах виднелись шрамы — на левой груди и на правом плече. Оба соска проколоты, серебряные кольца с маленькими шариками отражали свет при каждом его вдохе и выдохе. Но ничего из этого Беллу не удивило. Потрясением стали жирные черные полосы, татуированные вокруг шеи и запястий.

— Почему у тебя отметины раба крови? — прошептала она.

— Догадайся.

— Но этого…

— …не должно было случиться с кем-то вроде меня?

— Да… ты же воин. Благородного происхождения.

— Судьба — злая штука.

Сердце Беллы распахнулось ему навстречу. Все, что она прежде о нем думала, кануло в тартарары. Он перестал быть для нее будоражащим приключением, став мужчиной, которого ей хотелось приласкать. Утешить. Обнять. Повинуясь порыву, она сделала к нему шаг.

Его черные глаза сузились.

— Тебе и впрямь не стоит подходить ко мне, женщина. Особенно сейчас.

Но она не послушалась. По мере ее приближения Зетист пятился, пока не оказался зажатым между стеклянной дверцей душа и стеной.

— Что, черт побери, ты делаешь?

Она промолчала, поскольку сама не знала что.

— Назад! — сердито скомандовал он.

Зетист открыл рот, его клыки удлинились, став похожими на клыки тигра. Это заставило ее остановиться.

— Но вдруг я могу…