– Кого черт несет с утра!

Я набросил рубашку и пошел открывать. На пороге стоял Павел Михайлович, тот самый, который встречал нас в аэропорту в Рио-де-Жанейро. По его озабоченному лицу я сразу понял: нашей спокойной жизни пришел конец.

– Мариночка не обидится, если мы пойдем куда-нибудь выпьем кофе?

Не хочет разговаривать дома, боится жучков. Понятно.

– Я ей объясню.

– Возьмите этот чемодан. Там всякие проспекты по «мерседесам». Какие-то образцы…

Мариночка не обиделась.

Мы вышли на улицу. Было еще прохладно. С океана, как всегда в это время, дул приятный ветерок.

– Где вы обычно завтракаете?

– Здесь на углу.

– Вот туда мы и не пойдем.

И это понятно. Я предложил:

– Я могу порекомендовать кафе «Глобо». Я там ни разу не был. Но говорят, там очень хороший кофе.

Я там действительно ни разу не был, берёг для неожиданных встреч. Таких как эта, например.

– Я вам привез проспекты, образцы. Остальное придет по почте. Как у вас дела?

– Вживаюсь. Пока все в порядке. Как дома?

– Газеты читаете?

– Только «Монд».

– Значит, в курсе. Знаете, какие у меня мысли? Крамольные, скажете. Да не у меня одного. Ругали мы Сталина: сажал, расстреливал. А вот спросите сейчас у безработных, что бы они предпочли: жить, как они сейчас живут, или работать, как при Андропове, но чтобы Горбачева и Ельцина – на Колыму. Что бы они ответили? То-то. Для нас сейчас главное: организованное отступление. Сплочение действительно верных. И не нужно надеяться на скорое возвращение. Народ у нас болен. Ему надо вылечится. А господин Ельцин – самый лучший врач. Ну да ладно. Вы все понимаете. Мы вам доверяем. Без особой нужды я не стал бы вас беспокоить.

Это я тоже понимал. И удивился приезду. Посещение человека, отправленного на залегание, в первые два года недопустимо.

– Что-нибудь случилось?

– Да. Случилось то, что ничего не случилось. Начну по порядку. На следующий день после объявления о создании ГКЧП на имя Янаева была переведена крупная сумма денег. Очень крупная. Отправитель анонимный. Однако после падения ГКЧП эта сумма была отозвана. Причиной для отзыва стал неправильно оформленный адрес получателя – ошибка в написании имени Янаева. То есть основания для отзыва были. Повторно эта сумма в Россию не прибыла.

Я слушал, не прерывая, хотя он иногда замолкал, оставляя паузу для вопросов.

– Сумма очень большая. Огромная для анонимного отправителя. Позже нам удалось узнать, из какого банка она была переведена. Оказалось, из «Банку ду Брезил». И не просто из «Банку ду Брезил», а из его отделения в Сан Бартоломеу.

И я начал понимать, почему я оказался в этом городе.

– Как были переведены деньги? В местной валюте? В долларах?

– В долларах.

– И какова моя задача?

– Нужно выяснить, кто перевел эту сумму.

– Как срочно?

– Сам факт перевода огромной суммы на имя Янаева и отзыв денег, когда Ельцин переиграл команду Крючкова, говорит о том, что переводил их наш единомышленник. Это подтверждается еще и тем, что в последние годы на адрес сначала Андропова, потом Лигачева приходили большие суммы. Их отправители оставались анонимными. Тогда с помощью оперативных средств проводилось расследование с целью определения адресата. Найти его не удалось. Единственно, что стало известно: деньги переводились из «Банку ду Брезил» через лондонский банк. Собственно говоря, отправляя вас сюда, мы предполагали, что вы войдете в местную жизнь и попытаетесь, не торопясь, нащупать, откуда эти деньги. Это ваше основное, по крайней мере на сегодня, задание. И срочное.

– Если я вас правильно понял, необходимо найти того, кто пересылал деньги.

– Да. Потому что это наш единомышленник. Мы убеждены, что он остался нашим единомышленником. Иначе почему он отозвал деньги после разгрома ГКЧП? И теперь не знает, как нам помочь. Мы сейчас в подполье. Мы уверены, что он ищет нас. Надо ему помочь.

– Ну, а если мне удастся его найти, что потом?

– Пока только найти. Узнать, какими средствами он располагает. Какому движению или направлению в политике симпатизирует.

– А сколько он переслал?

Павел Михайлович помялся:

– Вам важно это знать?

– Да.

– Хорошо. Десять миллионов американских долларов. Впечатляет?

Такого предположить я не мог.

– Впечатляет. Десять миллионов за просто так из этого городишки! А что, если это наркоденьги? У революционной армии Колумбии были контакты с крупными дельцами наркобизнеса.

– Мы проверяли. У нас остались хорошие отношения с коммунистами латиноамериканских стран. Нам дали ясный ответ: ни коммунисты, ни левые повстанцы такой суммой не располагают и не имеют представления, откуда она взялась. Что касается крупных наркодельцов, то при Горбачеве, по личному указанию этого подонка, с ними был установлен контакт, и им была предложена помощь для отмывания денег. Это нам было известно от покойного Пуго. Но они теперь поддерживают Ельцина. То есть если бы они и направили в Россию какие-либо деньги – а скорее всего, направляли и направляют – то не нашим, а как раз наоборот. Нет, это вряд ли наркодельцы.

– Еще какие-нибудь зацепки есть?

– Никаких.

– Вы у нас побудете?

Павел Михайлович посмотрел на часы:

– Боюсь, что не увижусь с Мариночкой. Передайте ей мои извинения. И еще. Не жалейте денег. Конечно, в разумных пределах. Финансового отчета мы у вас спрашивать не будем.

– Как с вами связаться?

– В случае экстренной необходимости через Мануэла из гостиницы, где вы останавливались в Рио. Но только при экстренной необходимости. Не мне вас учить. Проводите меня по аэропорта.

– Я думаю показать вам место, где у меня будет салон. Для всех вы здесь по делам салона.

– Разумно. Тогда давайте поторопимся.

В машине я спросил Павла Михайловича:

– Теперь, когда КГБ расформировано, я, стало быть – уже никто, не чекист и не полковник?

– Нет, вы по-прежнему чекист и полковник. Организацию, которую создал Дзержинский, всякие там ельцины распустить не могут. Согласны со мной, товарищ полковник?

– Согласен, товарищ… – я замялся.

– Товарищ генерал, – подсказал Павел Михайлович и в первый раз улыбнулся.

– Ельцин уже надавал разных званий.

– Верно, но новые получили звание от Ельцина, а я от Андропова.

– И я тоже.

– Вот видите. А вы: «кто я теперь»? Чекист и полковник, и больше, чем раньше. Потому что теперь труднее.