Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В течение тридцати лет шкатулка оставалась на чердаке, пока во время ремонта я ее оттуда не забрал. К счастью, я все еще здесь, чтобы обеспечить ее безопасность.
– И вы так и не заглянули внутрь? – удивился репортер.
Берлингер покачал головой.
– Марк забрал ключ.
Том потер уставшие глаза и попытался осмыслить то, что услышал.
– Когда-то здесь находился центр еврейского квартала, – сказал его собеседник, делая неопределенный жест рукой. – А теперь это еще один район Праги. Все, что мы построили, практически исчезло. Остались только воспоминания, большая часть которых столь печальна, что многие стараются прогнать их прочь. Твой дед был одним из лучших людей, каких я когда-либо знал. Он доверился мне, и я принял свой долг. Со временем я бы передал его другому человеку – я уже сделал выбор.
– Но здесь появился я.
Рабби кивнул.
– И я расскажу тебе все, что мне известно. Я хочу, чтобы ты знал: будь у меня шанс отыскать сокровища, я бы это сделал. Мы заслужили, чтобы они к нам вернулись. Это единственное, на что мы с Марком смотрели по-разному, но я не мог с ним спорить. Ведь левитом был он, а не я. Однако теперь выбор принадлежит мне. И я считаю, что наши святыни должны находиться в храме.
– Я их найду. – Том вытащил ключ из кармана. – Где шкатулка, которую открывает этот ключ?
– Недалеко отсюда.
Том с Берлингером шли от Староновой синагоги по улице Малселова. Магазины и кафе, где было полно людей, теснились совсем близко к мостовой. Саган знал, какое здание находится сразу за углом – синагога Майзеля, построенная Мордехаем Майзелем в 1591 году. Том побывал в ней несколько раз, когда писал статью о Праге. Майзель, богатый еврей, сумел снискать расположение императора Рудольфа II, стал его доверенным советником и со временем получил разрешение на строительство храма. Более столетия это здание оставалось самым большим и роскошным во всем квартале. Но оно сгорело во время пожара 1689 года и было отстроено лишь в конце девятнадцатого века, а полностью восстановлено, насколько журналист помнил, только в 1995 году. Там больше не проводили службы, превратив храм в Музей истории чешских евреев.
Они с раввином вошли в вестибюль, и Том с восхищением принялся разглядывать изысканный купол, окна из витражного стекла и стены, выкрашенные в теплый желтый цвет. В музее оказалось множество посетителей – они рассматривали застекленные шкафы, в которых стояли серебряные экспонаты. Звенящую тишину нарушал лишь шорох шагов. Берлингер слегка поклонился женщине, проверявшей входные билеты, и она кивнула, чтобы они проходили.
– Сюда нацисты свозили артефакты, собранные в синагогах, – прошептал раввин. – Они собирались устроить тут музей нашей исчезнувшей расы. Я видел собственными глазами, как они сваливали в кучи бесценные предметы здесь и в других местах. Ужасное зрелище.
Они вошли в неф с необычными люстрами: их яркие светильники были направлены вниз. Над ними находился второй этаж – сразу за балюстрадой, разделявшей неф на две части, в каждой из которых имелась ниша с выставленной в ней блистающей менорой.
– Священные артефакты вернули туда, откуда их забрали нацисты, – рассказал Берлингер. – Однако некоторые остались здесь – нам не удалось установить, где они находились прежде. В конце концов мы решили, что это самое подходящее место для нашего наследия. Музей, но не исчезнувшей расы, а той, что по-прежнему жива.
Том уловил гордость в голосе старого раввина.
– Ты и твоя дочь, – сказал Берлингер. – Возможно ли восстановить ваши отношения?
– Наверное, нет. У меня был шанс много лет назад, но я им не воспользовался.
– Она сказала, что ты сфальсифицировал одну из своих статей. Я посмотрел твою историю. Когда-то ты был уважаемым журналистом.
Слово когда-то причинило Сагану боль.
– Я все еще им являюсь, и той женщине известна правда, – ответил он сухо.
– Возможно, ты сможешь доказать, что ты честный человек?
– Тогда многое изменится.
– Я знаю не больше того, что сказал. Она была очень таинственной и весьма убедительной.
– Что вам известно?
– Только одно: как и в большинстве случаев, за этим стоит еще одна история.
Спина Тома напряглась.
– Что вы имеете в виду?
– Я подозреваю, что ты хочешь отомстить нескольким людям.
Репортер заметил, что раввин не ответил на его вопрос, и поэтому решил поступить так же.
– Во время войны, – продолжал Берлингер, видя, что его собеседник молчит, – мне пришлось делать вещи, которых не следует требовать от приличных людей. Я возглавлял совет в Терезине. Каждый день мы выбирали, кому жить, а кому умереть. Погибли тысячи, и многие нашли смерть из-за решений, которые мы приняли. Только время смогло расставить то, что тогда происходило, по своим местам.
Казалось, старик полностью погрузился в воспоминания.
– Мой собственный сын… Да упокоит Господь его душу, – проговорил он еле слышно.
Саган по-прежнему молчал.
– Я должен еще кое-что тебе сказать, – добавил рабби. – Во время войны многих отправили в лагеря. Но прежде чем я туда попал, произошли некоторые события. Я говорил об этом с Марком. Могу я теперь поделиться этим с тобой?
Они выбили дверь дома на ферме.
Берлингер стоял в стороне, когда двое мужчин и Эрик, его пятнадцатилетний сын, бросились внутрь, чтобы вытащить единственного обитателя дома. Лето принесло тепло, и мужчина был едва одет. Его звали Юрий. Это был чех, которого раввин знал еще до войны. Простой тихий человек, совершивший огромную ошибку.
«Что вы хотите? – спросил Юрий. – Почему вы здесь?»
Его поставили на колени.
«Я ничего плохого не сделал, – продолжал он оправдываться. – Работал в поле. Я никому не мешал. Почему вы здесь? Я ничего не сказал нацистам!»
Берлингер ухватился за его последние слова.
«Ты говорил с нацистами?»
Они все были встревожены, даже Эрик, который научился прекрасно владеть пистолетом. До сих пор им вчетвером удавалось не попасться нацистам, они прятались в лесу и пытались оказывать сопротивление. Берлингер хотел, чтобы к ним присоединилось больше евреев, но их число с каждым днем уменьшалось.
Юрий затряс головой.
«Нет. Нет! Я не говорил с нацистами. Я ничего им не рассказал о евреях в лесу».
Именно по этой причине они сюда и пришли. Одна семья бежала из Праги, и им удалось спрятаться в лесу за городом. Юрий снабжал их пищей – благородный поступок, чего еще можно было от него ждать? Но когда деньги у этой семьи закончились, он сдал их за награду. И так поступал не он один. Многие предавали евреев.