Хотелось бы, конечно, чтобы эксперимент продвигался быстрее. Я и не думал, что это такое долгое и геморройное дело. Хорошо, что свеклой действительно занимались параллельно. У нас было отстроено несколько экспериментальных теплиц, где я пытался улучшить многие сельскохозяйственные культуры. Та же свекла стала крупнее, как и лук с картофелем. Зерновые пока шли туго, но прогресс тоже прощупывался. Плюс, в дополнение к теплицам, мы и с животными эксперименты проводили. Пытались вывести собственные мясные и молочные породы скота. А заодно понять, как и чем животных эффективнее кормить.

– А что там за проект с Папеном? Мне сказали, ты какой-то странный корабль заложил? – полюбопытствовал отец.

– Полагаю, если все пойдет хорошо, мы откроем новую эру в кораблестроении! – воодушевленно пообещал я.

Дени Папен, давно уже осевший в Курляндии, свой первый действующий паровой двигатель изобрел еще лет пять назад. Сначала повторил мою игрушку, созданную Гюйгенсом, потом оптимизировал, а затем мы пытались добиться нормального производства. Мастера разрабатывали и создавали станки, которые были бы способны выдавать стандартные, взаимозаменяемые детали. Ну и делать паровые двигатели не в единичном экземпляре. Хотя до массового производства было еще очень и очень далеко.

В первую очередь, разумеется, мы начали создавать насосы. При помощи Гука Папену удалось обогнать Томаса Севери и запатентовать паровой насос. Самое важное в этом устройстве было то, что пар для работы насоса образовывался в отдельном котле. Разумеется, у этого изобретения были свои недостатки: он был маломощным, «съедал» во время работы очень много топлива, и главное – работал прерывисто. Вода откачивалась отдельными порциями, и из-за этого его нельзя было использовать как универсальный двигатель для привода различных машин и механизмов, так как они в большинстве своем работают непрерывно. Однако это был явный прогресс!

– Папен изобрел действительно нечто выдающееся? – удивился отец.

– Безусловно! Как вы оцените корабль, способный двигаться по реке против течения сам по себе? Без парусов и гребцов? Да еще и тащить немалый груз?

– Это интересно. Но ты уверен, что подобное возможно? Я о таком и не слыхал никогда. Скажу честно, к твоей игрушке я никогда не относился всерьез. Да и Гюйгенс создавал ее только как развлечение.

– Она и была развлечением. Но Папен превратил ее в настоящий прорыв. Когда-нибудь и большие корабли будут двигаться с помощью паровых машин. Да и сами машины станут совсем другими. Огромными и более совершенными.

– Добираться до колоний, без зависимости от ветра, это дорогого стоит… – сразу прикинул перспективы отец.

– К сожалению, это дело далекого будущего, – признал я. – Во-первых, нужно научиться делать эти двигатели. Что не так просто. Во-вторых, необходимо организовать целую сеть баз, где можно будет заправиться углем. А возможно, создавать специальные корабли для его перевозки. Да и бесперебойную добычу этого самого угля требуется наладить. Словом, проблем очень много. Но с чего-то следует начать.

К сожалению, как я ни бился, но объективные исторические реалии нагнуть не смог. Не было в XVII веке нужной мне культуры производства. Даже для того, чтобы построить в Курляндии несколько заводов и заставить их работать, пришлось чуть ли не наизнанку вывернуться. Несмотря на сеть школ, на повышенное внимание и даже государственное спонсирование, дело шло туго. Специалистов не хватало. И знаний тоже не хватало. Гук работал с составом и сопротивлением металлов, Ньютон тоже интересовался этой темой, но пока самые важные открытия еще не были сделаны. А я сам в этой теме был абсолютным нулем.

– Вы знаете, отец, открытие Папена не принесет нам прибыли сиюминутно. Но я надеюсь, что это очень перспективное направление. И когда купцы оценят выгоду, они тоже вложатся в этот проект. Пока я готовлю только первый корабль. Чтобы было что продемонстрировать. Ну и самому посмотреть, как работают наши придумки. Пусть это будет первый корабль нашего нового канала.

Да-да, канал наконец-таки был построен. С изрядным запозданием (поскольку во время войны финансирование его было приостановлено), но зато шире и глубже, чем изначально планировалось. Он соединил Даугаву с Лиелупе, и мы ждали от него неплохой прибыли. Изначально планировалось, что русские будут идти прямо в Митаву, минуя Ригу, но теперь ситуация изменилась. Тем не менее, наш проект вписался в новые реалии. А с помощью пароходов я планировал привлечь к нему дополнительное внимание.

– Даже и не знаю, что лучше, – картинно вздохнул герцог. – Когда наследник деньги тратит на корабли да на Академию, или когда, как Людовик, спускает на балы и маскарады.

– Домаскарадился он уже. Распустил своих подданных. До вас, отец, разве не дошли слухи, что у него при дворе черные мессы служили?

– Мерзость какая! – передернуло герцога. – Читал я, читал донесения нашего человека. Колдунью вроде бы недавно сожгли. А Людовик замял дело. Хорошо замял. Если бы не наши люди при его дворе, мы никогда и не узнали бы о случившемся.

– А вы, отец, еще русских варварами называете. Федор Алексеевич такого безобразия не позволяет. Да и брат пишет, что у них все тихо и благопристойно.

– Фердинанда мы удачно пристроили, – согласился отец. – Даже и не думал, что столько пользы будет от этого брака. Фарфор русский хорошо идет. И хрусталь они неплохой производить начали. Да слышал я, Фердинанд наш и вдовствующую царицу пригрел? Небось, с твоей подачи?

– О будущем думаю, – сознался я. Пока наш Федор Федорович сражался против турок, вдовствующую царицу принимала Мария, но с братом это было согласовано.

– Думаешь, царица пригодится еще? – удивился герцог. – Так ведь Федор Алексеевич наверняка корону сыну своему передаст.

– Если сын будет, – вздохнул я. – А у меня по этому поводу есть сомнения. Федор родился слабым и болел с детства. Боюсь, курляндские врачи если чем и помогут, то только срок жизни ему продлят. А вот сумеет ли Федор обзавестись дееспособным наследником – большой вопрос.

Как бы мне ни хотелось обратного, но чудес не бывает. Сведения о здоровье Федора приходили неутешительные. Он то чувствовал себя лучше, а то совсем сдавал. И наши врачи в один голос утверждали, что долгой жизни царю не гарантируют. Я вообще-то надеялся хотя бы на лишних лет пять жизни. Чтобы тот же Петр к моменту смерти Федора не совсем сопляком был. Однако следовало готовиться к любому исходу.

Сам Петр, кстати, судя по корреспонденции, был вполне нормальным ребенком. Впрочем, я всегда подозревал, что его истеричность и неврастеничность – это приобретенные качества. Причем с детства. Сначала Петра испугал стрелецкий бунт и безумная толпа, которая на его глазах разорвала близких ему людей, а затем все это еще и подогревалось разговорами. Петру постоянно капали на мозги, что Софья его ненавидит, что замышляет против него разные гадости, что хочет отравить… В такой обстановке любой свихнется.

Плюс, как я понял, на Петра очень угнетающе действовал тот образ жизни, который его заставляли вести. Дело в том, что юный царевич был из тех пацанов, у которых шило в одном месте. Причем идущее в комплекте с моторчиком и Perpetuum Mobile. И эту энергию нужно было куда-то деть! А его пытались заставить почтенно шествовать, медленно разговаривать и вести себя, как умудренный годами старец.