Каждый раз, когда из печки появлялся готовый хлеб, начиналась драка. Обычно я проигрывала. Женщина, что стояла за мной в очереди, схватила целых пять лепешек, а когда за ней ринулась следующая, Абдусалам нарочно положил хлеб чуть подальше. Я вооружилась целлофановым пакетом, и пекарь швырнул в него хлеб прежде, чем женщина успела дотянуться. Я протянула кассиру деньги и зашагала прочь, жуя лепешку.

– В Китае нужно уметь работать локтями, особенно в толпе туристов, – заметила Мелисса.

На противоположной стороне улицы оказалось много нищих: старухи, люди без ног, выставившие на всеобщее обозрение свои обрубки, и инвалиды на деревянных тележках, не способные пошевелиться. Их было видно с туристического рынка, однако возникало ощущение, что они далеко-далеко. Я рассердилась, недоумевая, что же это за «помощь бедным» в стране, по-прежнему утверждающей, что здесь построен коммунизм. Ребенок лет двенадцати, завернутый в больничные бинты, из-под которых проступала больная кожа в шрамах, совершенно потерял человеческий облик, лежа на деревянной тележке. Рядом стояла коробочка для денег. Тротуар кишел людьми, они толкали тележки с товаром и спешили кто куда, а этот очень больной ребенок беспомощно лежал посреди этой суеты – и все для того, чтобы кто-нибудь другой забрал собранную им милостыню в конце дня.

Смеркалось, и мы посмотрели на небо. На уровне третьего этажа на веревке, натянутой между двумя зданиями, канатоходцы показывали свой смертельно опасный спектакль. А внизу, на земле, накрыли роскошный банкет для китайских туристов. Единственной страховкой циркачей стали триста тарелок с лапшой.

По канату ступали мужчина и женщина в традиционных уйгурских нарядах, держа в руках для равновесия длинную палку. Это был невероятно сложный номер; сначала они прошли в одну сторону, затем в другую, после чего сели на шпагат, встали на голову и сделали вид, что падают, но приземлились на веревку, которая оказалась у них между ног. В финале номера женщина села на стул и стала позировать, затейливо изгибаясь, а мужчина проехал по канату на одноколесном велосипеде и станцевал, прыгая по нему.

Мы вытягивали шеи и пытались снимать происходящее на камеру, одновременно увиливая от опасностей Урумчи: туристических автобусов, ехавших прямо по тротуару, и жирных верблюдов с их скучающими погонщиками, которые развлекали народ и норовили отдавить нам ноги.

11 сентября 2006 года мы праздновали первую годовщину моего проекта «Сорок дней и тысяча и одна ночь». Это был замечательный день. Мелисса принесла очень вкусный нан от Абдусалама. Мы с ней съели по ложечке желе из розовых лепестков, приготовленного Мухаммедом, доктором традиционной медицины из Кашгара. В сочетании с хлебом оно оказалось восхитительным и к тому же полезным.

«В Китае все не слава богу» – эти слова стали нашей новой мантрой. Я так и не разобралась, как купить местную сим-карту, а из номера отеля можно было позвонить только в другой номер. Мелисса соскучилась по дому и мужу, и мы отправились искать телефон. На уличном рынке оказалось множество киосков и столиков с маленькими красными телефонами. Дозвонились с нескольких попыток. Потом звонок отметил, сколько минут мы проговорили.

Отличная новость! Мой чемодан приехал! Из центра Урумчи до аэропорта – сорок минут на машине; путь лежал через кварталы многоэтажек и промзону.

Охранник на входе в аэропорт потребовал предъявить билет. У меня был посадочный талон на рейс из Исламабада в Кашгар, но этого оказалось недостаточно; требовался именно билет. Хорошо, что остался чек после покупки авиабилета на рейс Абу-Даби-Исламабад, по форме он напоминал нужный документ, и, поскольку охранник не умел читать по-английски, это сработало. Я уже издалека увидела свой светло-коричневый чемодан – чемоданной эпопее длиной в шестнадцать дней пришел конец. Ура!

Моя подруга Паша – одна из красивейших женщин в Китае. Ее родственники, с которыми я познакомилась два года назад, пригласили нас с Мелиссой на обед. Как раз было что отпраздновать! Мы поднялись по резной позолоченной лестнице, ведущей на верхний этаж ресторана, интерьер которого являлся образцом элегантного уйгурского стиля. В глазах пестрило от канделябров, дорогой парчи, штор с бахромой и тончайшего тюля. Даже плетеные стулья были необычными, с множеством деталей.

Нам предстоял экзамен по уйгурскому ресторанному этикету. Даже в шикарных ресторанах счет оплачивают сразу после заказа. Официантка принесла медный чайник, и сестра Паши Камелия, директор строительной компании, которая была в сшитом на заказ костюме, принялась ухаживать за всеми гостями, сидевшими за столом. Она плеснула немного чая в каждую чашку, чтобы сполоснуть ее, и вылила содержимое в пластиковый контейнер, сделанный в виде миниатюрной мусорной корзины. Затем наполнила чашки ароматной золотистой жидкостью и тщательно протерла блюдца салфеткой. В Синьцзяне принято, чтобы хозяин или глава семьи перед едой чистил все тарелки и приборы. Я и сама знаю, как в пустыне песчинки просачиваются буквально всюду, поэтому подумала, что этот обычай, наверное, остался с тех времен, когда уйгуры кочевали по пустыне и все вокруг было покрыто слоем пыли.

Если чай кончался, Камелия подливала еще. Как только приносили новое блюдо, она брала палочки и подкладывала несколько кусочков каждому на блюдце. За уйгурским столом не принято передавать приборы или еду, неприлично тянуться через стол или ставить на него локти. Несмотря на то что это был дорогой ресторан, официантка сложила салфетки и одноразовые деревянные палочки на краю стола, а раздала их всем Камелия.

Блюда приносили одно за другим: для начала бараний шашлык на больших шампурах, приправленный красным перцем и кориандром. Каждая порция состояла из трех кусков мяса и двух – чистого жира. Ели либо прямо с шампура, либо снимая куски палочками, что оказалось намного сложнее. Воду не приносили, но в чайник постоянно подливали чай. Соленые и сладкие блюда чередовались. Я подумала, что в США едят сладкое в самом конце, в Индонезии обычно до начала трапезы; в Синьцзяне десерт подают во время еды, и в этом есть определенная логика, потому что некоторые блюда очень острые. Сладости охлаждали нёбо, и снова чувствовался вкус чая. Мы ели острую лапшу с зелеными листовыми овощами, блинчики с начинкой из грецких орехов и сахара, затем баклажаны и мясное блюдо, сладкие пирожки с кукурузой и горохом и, наконец, пельмени с бараниной в бульоне. Казалось, этот обед будет длиться вечно. Остатки еды почти никогда не выбрасывали, а расфасовывали в прозрачные целлофановые мешочки и уносили домой.

Камелия отвела нас на верхний этаж рынка тканей, где сидели портные. Тут и снимали мерки, и шили прямо на месте – на машинках с ножным приводом. Десятки лавочек предлагали пошив всех видов национального платья и костюмов для танца живота. Костюм ручной работы, сделанный на заказ, стоил пятьдесят долларов. В США это обошлось бы в семьсот долларов, не меньше! Мы с Мелиссой заказали по четыре костюма и еще по паре танцевальных туфель с вышитым золотой нитью цветочным узором.