Признание заслуг С. П. Боткина выразилось в праздновании 25-летнего юбилея его врачебной, педагогической и общественной деятельности. 27 апреля 1882 года в здании городской думы Петербурга собралось около двух тысяч представителей различных организаций и учреждений, друзей и знакомых. Во время чествования Сергей Петрович в течение трех с половиной часов слушал обращенные к нему адреса, речи и телеграммы со всех концов страны. Вечером состоялся торжественный юбилейный обед, на котором присутствовало около 400 человек.

Постоянная напряженная работа и хроническое переутомление подорвали здоровье С. П. Боткина. Еще в 1881 году с ним случился первый сердечный приступ. В начале лета 1886 года, после смерти сына, приступ повторился. Лекции в этом учебном году Сергей Петрович нередко читал сидя, ограничивая их продолжительность. В конце лета следующего года он едет в Биарриц, надеясь укрепить здоровье морским купаньем, но без успеха. После возвращения в Петербург он, несмотря на настойчивые просьбы близких, снова без отдыха работает. К весне приступы возобновились, и Боткин отправляется на Принцевы острова лечиться купанием. По возвращении в Петербург он принимает участие в организации в 1889 году съезда врачей, а затем уезжает в Швейцарию, пробуя лечиться регулярным восхождением в горы. Переезжая из города в город в поисках подходящего климата, он поселился в тихом городке Ментоне (во Франции), где и скончался 12 декабря 1889 года от болезни печени, осложненной болезнью сердца. Даже смерть застала Боткина за научной работой: он писал статью о естественной старости.

Заслуги С. П. Боткина были высоко оценены. Он состоял почетным членом почти всех университетов и ученых обществ в России, членом Венской академии наук и 9 иностранных ученых обществ. Его именем после смерти была названа городская больница в Петербурге, а позднее – одна из лучших больниц Москвы. Однако громкая известность этого выдающегося ученого, врача с мировым именем, но бескорыстного человека, не сказалась положительно на материальном благополучии его семьи. После него осталось 7 малолетних детей, заботу о которых взял на себя его брат Петр Петрович. Несмотря на блестящее служебное положение доктора Боткина основой благосостояния представителей династии по-прежнему оставалась их фирма – семейное торговое дело.

Таким же стремлением к активной профессиональной и общественной деятельности, но уже в сфере искусств отличался младший из братьев Михаил Петрович (1839–1914). Первоначальное воспитание он получил дома под руководством старшего брата, Василия Петровича, а затем в гимназии. С детства он обнаруживал способности к рисованию и в 1856 году поступил в Академию художеств, где занимался живописью в мастерской известного академического художника Ф. А. Бруни. Уже через два года юный Боткин вышел из Академии, чтобы, следуя традиции старших братьев, продолжить образование за границей: в Германии, Франции, но главным образом в Италии. Здесь он сблизился со многими русскими художниками, в особенности с Александром Ивановым, творчество которого он почитал всю жизнь. О близости гениального художника с семьей Боткиных свидетельствует факт, приведенный в письме И. И. Панаева к И. С. Тургеневу от 26 июля 1858 года: «Иванов умер в двое суток от холеры самой сильной… Умер он на квартире у Боткиных». Следует лишь добавить, что умер Иванов, только прибывший из Рима, на квартире Михаила Петровича в Петербурге.

Большое значение для молодого художника имели советы старшего брата. Блестящий знаток Италии и ее искусства, Василий Петрович стал заботливым руководителем юного художника, вдумчивым и строгим судьей его произведений, что, по-видимому, в немалой степени сказалось на художественных пристрастиях младшего Боткина, его стойкой приверженности классическому искусству. Возвратившись в 1863 году в Петербург, Михаил Петрович выставил в Академии художеств две картины: «Вакханка с тамбурином» и «Плач на реках Вавилонских», за которые совет академии присудил совсем молодому художнику звание академика исторической живописи.

Художественные интересы М. П. Боткина отличались широтой и разнообразием. Он был не только известным живописцем, но и гравером, офортистом, рисовальщиком, пользовался признанием как крупный искусствовед и археолог. Более всего известны его исторические и жанровые картины. Первые написаны на сюжеты Нового Завета и времен первых христиан («Скорбящая Богоматерь», «Беседа Христа на горе Элеонской» и др.), вторые изображали сценки из итальянского быта или из жизни античной Греции и Древнего Рима («Pepina», «Древняя гончарная мастерская», «Слепая», «Вечерня в Ассизи» и др.). Картины его всегда вызывали противоречивые отзывы. Многие отмечали в них хороший рисунок и ясность композиции, другие называли его картины «большими, внешне эффектными и красивыми, но пустыми и поверхностными».

Гораздо большее признание М. П. Боткин получил как художественный деятель. Здесь молодой академик быстро продвигался по лестнице успеха, получая звания, чины, награды, должности. Михаил Петрович занимал видное положение в Академии художеств (с 1879 года – член совета академии), в императорской Археологической комиссии, в Обществе поощрения художеств, в Музее Штиглица и др. Он постоянно участвовал в различных комиссиях. Известна его деятельность в качестве распорядителя художественными отделами на Всероссийской промышленной выставке в Москве в 1882 году, в устройстве русского отдела на Международной промышленной выставке в Копенгагене. В 1882 году Михаил Петрович назначен членом Особой временной комиссии при Министерстве двора по реставрации придворного Благовещенского собора в Московском Кремле и, по сути, одним из главных руководителей реставрационных работ. С 1896 года он – директор музея Общества поощрения художеств в Петербурге. Ему был присвоен один из высших чинов – тайного советника. Несомненно, успехам младшего Боткина способствовали не только его дарования, образованность, но и широкие родственные и дружеские связи, в том числе и при дворе.

Дипломатическими талантами, шармом и обаянием обладали многие из Боткиных. Эти свойства Михаила Петровича ярко проявлялись и в его деятельности в качестве коллекционера и мецената, где он часто выступал в роли своеобразного посредника между своими многочисленными друзьями и знакомыми в художественном мире. Характерный эпизод приводит в своих воспоминаниях дочь П. М. Третьякова, Вера Павловна Зилоти. Приехавший в Москву весной 1882 года по делам Всероссийской промышленной выставки Боткин за завтраком у Третьяковых, «со свойственной ему хитрецой и дипломатичностью», начал в шутливом тоне рассказывать Павлу Михайловичу, что великий князь Владимир Александрович, как президент Академии художеств, высказывал ему, Михаилу Петровичу, пожелание видеть среди художественного отдела на Ходынском поле коллекцию картин Третьякова. «Но я сказал великому князю, – прибавил Михаил Петрович, – что об этом я и заикнуться не посмею, что нет на свете тех сил и того средства, которые бы могли заставить Павла Михайловича Третьякова согласиться на такое рискованное дело». – «Напрасно вы так думаете, Михаил Петрович, – возразил Павел Михайлович, потирая нос платком и хитро улыбаясь, – такое средство есть… я сам, с радостью, перевезу все мои картины на Ходынку, если великий князь даст распоряжение подарить в мою галерею «Тайную вечерю» Ге».