Я дождалась, пока Кайхо уснет, а тогда тихонько позвала:

— Кем?..

— Что случилось?

— Так… не спится. Скажи, Кем, а правда… то есть может ли быть такое, что я унаследовала от мамы волшебные волосы? Ведь правда же: когда мне было плохо у князя, все вокруг… потускнело, что ли? Как в сказке про золотую птичку-невеличку, знаешь такую?

— Доводилось слыхать, — в голосе среброликого послышалась усмешка. — И ты права, так оно и есть. Князь Даккор был жаден. Перевал, железная руда, избавление от проклятия — немало он потребовал у ведьмы за свою помощь, а довеском получил удачу и изобилие для своего рода. Получил бы, — поправился он, — если бы сумел удержать…

— Выходит, отец женился на маме… ради этого вот процветания? Для нашего рода и округи, для потомков?

— Подумай сама, — ответил Кем-Тиин, — вспомни себя и скажи: если бы твоя мать была несчастна в Сайторе, если бы ее удерживало с твоим отцом лишь чувство долга и данные клятвы, разве сияла бы она чистым золотом?

Я помолчала, потом сказала:

— Знаешь, мне кажется, я начинаю забывать их. Правда, я уже плохо помню их лица и… Покажи мне их, Кем! Ты ведь можешь, верно?

Наверно, он кивнул, но я не видела. Почувствовала только, как он наклонился ко мне, так что черные прорези его маски оказались точно напротив моих глаз, а потом…

Потом все затопил золотой свет. Золотой, рыжий, огненный, как солнце, как страж, как мамины волосы… Потом рыжее золото сгустилось, и будто из тумана выступили ко мне родители, какими я их запомнила: рослый плечистый отец, смеющийся и протягивающий мне руки — я любила с разбегу прыгнуть в его объятия, а он подбрасывал меня, казалось, к самому солнцу! — и мама в простом зеленом платье, окутанная, будто золотым плащом, распущенными локонами.

Она тоже улыбалась — немного печально. Я понимала почему: я не могла их обнять, ведь это были призраки, тени минувшего, живущие только в моей памяти и памяти среброликих. Я все же протянула руку (или мне показалось, будто протянула), попыталась коснуться маминой руки, но пальцы прошли сквозь нее, только мерцала золотистая дымка…

«Я же помню, — мелькнуло в голове, — я все помню!»

И вдруг это обрушилось на меня лавиной, забытое было, — тепло их рук, дыхание, запах… Теперь я все ощущала — и мягкую ткань платья под руками, и тепло рук, и движение ресниц у моей щеки, и аромат разогретых летним солнцем горных трав, смолы и хвои, и камней — они пахнут по-особенному, я всегда это знала.

А поверх маминых рук опустились другие, тяжелые, мужские — это отец прижал к себе нас обеих, а вокруг замкнул кольцо страж, и я утонула в теплом золотом сиянии…

Как мне хотелось бы, чтобы это было наяву…

Когда я открыла глаза, надо мной сияло солнце. Метель закончилась, будто не бывало, небо сделалось чистым, прозрачным, бесконечно высоким… Судя по нему, снаружи стоял сильный мороз.

Ну а дышать мне было трудно из-за Кайхо: он так прижал меня к себе, что я еле вывернулась из-под его руки. Он и не проснулся, поворочался и снова засопел.

Кем-Тиина я нигде не увидела, но не обеспокоилась: должно быть, он пошел проверить, сильно ли замело дорогу. Если снега там окажется нам по горло, возвращаться будет непросто…

Мысль о возвращении меня больше не пугала. Ведьма… Ну что ж — Альена-первая встретилась с ней нос к носу, не испугалась и сумела обвести вокруг пальца. Та, наверно, и помыслить не могла, что человек отважится на это! И, уверена, думает так и по сию пору, а ту оплошность постаралась загладить проклятием.

Одевшись, я выскользнула наружу и несколько мгновений не могла проморгаться — от яркого солнечного света слезы хлынули из глаз. Можно подумать, я без того недостаточно заревана… Да уж, оценила я, вынув зеркальце, подарок Витела, и рассмотрев свое отражение. Все лицо в разводах и грязных потеках — давно мне не приходилось умываться как следует! А вот и чистые блестящие бороздки на щеках — только что пролитые слезы. Как еще в лед не обратились? Мороз-то стоял нешуточный… Маска греет, подумала я: лицо у меня не мерзло, даже кончик носа, который всегда страдает первым. Ну а раз так, чистый снег сгодится, чтобы умыться, да и причесаться не помешает — волосы, наверно, свалялись до неприличия.

Такие простые мысли успокаивали, и я принялась раздирать спутавшиеся пряди тем самым лошадиным гребнем, что дал мне конюх Динк. Где-то теперь они с Мадитой? Ушли ли от княжеских людей? Нашли зимовье или действительно устроились в какой-нибудь берлоге? Увидеть бы их, узнать, что с ними все в порядке…

Задумавшись, я не сразу поняла, что за странный звук слышу, потом сообразила: от мороза и железного гребня волосы у меня распушились, поднялись надо лбом, целыми прядями тянулись за рукавом, липли к меховому воротнику, потрескивали и даже, по-моему, искрили — так бывает в сильную грозу. Тогда даже шерсть у животных вставала дыбом — погладишь собаку или кошку, и в кончики пальцев будто уколет.

А еще я была не одна: мне показалось, что это солнце отражается во льду, но нет, это страж свился на скале и наблюдал за мною. На свету он казался не таким уж большим, этакий сгусток бело-золотого пламени, холодного, как снег — он не таял под стражем.

— Как ты здесь оказался? — спросила я вслух. — Хотя понятно — пришел по моим следам, только зачем? Ты ничего не можешь мне сказать или объяснить… А показать, как Кем-Тиин, не получится? Или ты не хочешь?

Он не шелохнулся, по-прежнему не сводя с меня взгляда, от которого сделалось не по себе. Наверно, поэтому я сделала глупую вещь — пустила зеркальцем солнечного зайчика прямо в глаза стражу, так что он отпрянул и недовольно встопорщил огненную гриву, а потом бросился прочь — в густо-синюю тень под скалой, где светлое пятнышко было особенно хорошо заметно. Я помнила, как кошки забавно охотятся за такими бликами, и страж, хоть не был кошкой, повел себя точно так же! Я едва успевала поворачиваться, настолько он был быстр, но все-таки зайчик раз за разом ускользал от стража, весело плясал у него на голове и под самым носом, прыгал по хребту, заставляя свиваться узлом, и отскакивал, не даваясь в зубы…

Наконец, то ли утомившись, то ли наскучив игрой, страж ринулся прямо на меня, а я не отшатнулась, а протянула к нему руки и схватила охапку ослепительного света, не ледяного уже, теплого, золотого, такого же, какой видела этой ночью… во сне… или нет, не знаю. Просто такого же.

— Ты тоже скучал, да? — спросила я шепотом, гладя невесомую шерсть (или не шерсть?). — По мне? И по маме с папой? Ты знаешь, где они теперь? Конечно, знаешь… Если они с тобой, это хорошо, ты не дашь их в обиду… И не вини себя за то, что не успел к ним на помощь: кто мог хотя бы представить, что Ривон предаст Сайтор? Ведьма обхитрила всех… как ей кажется, верно?

Мне показалось, будто он согласно кивнул.

«Той, первой, Альене все-таки было страшно и тоскливо, совсем одной в чужом мире, — подумала я. — Поэтому она и сумела приручить стража — он был совсем как она… вдруг и он тоже не отсюда родом? Как бы там ни было, они встретились и полюбили друг друга. Точно-точно, я уверена!»