Сзади послышался шум.

Кто-то проник в мою комнату: летучая мышь, опоссум или крыса. Я понимал, что не усну, пока это существо не умрет или его не прогонят. Буду лежать и ждать, что в пальцы ног вопьются торчащие во все стороны острые зубы. Вот вам и новый дом! Дом, где из каждой щелки, из каждого отверстия, из каждой трещины лезет что-нибудь живое.

Спустившись на первый этаж, я устроился на диване и, когда возвратился отец, сообщил:

— Буду спать сегодня внизу.

Он кивнул и скользнул взглядом по книжным полкам, выбирая, что бы почитать. Я повернулся и подумал, что завершение его проекта принесло с собой новую опасность: он снов? будет подвержен убийственному безделью. Чем он займется теперь, учитывая, что творится в его голове? Дом и лабиринт поддерживали его до сих пор и будут поддерживать еще некоторое время, но не вечно. Рано или поздно ему потребуется новое занятие, и если учесть возрастающий масштаб его проектов — ящик для предложений, «Учебник преступления», строительство лабиринта, — то следующий будет весьма впечатляющим. Нечто такое, что будет поддерживать его до самой смерти, а затем по иронии судьбы его же и убьет.

Отец сел в кресло-качалку и притворился, будто читает. Но я точно знал, что он делает — смотрит, как я сплю. Эта его бросающая в дрожь привычка обычно меня тревожила. Но теперь почему-то успокаивала — шелест переворачиваемых страниц, его сиплое дыхание и ощутимое присутствие наполняли все уголки комнаты.

Страницы он переворачивал быстро. Притворялся, что не просто читает, а пролистывает книгу. Я чувствовал его взгляд, как мешок с песком на моей голове, вытянулся на диване, что-то негромко простонал и, выждав правдоподобное время, притворился, что уснул.

Должно быть, извне в лабиринт просачивалось нечто такое, что заразило здесь все. Иначе зачем бы отцу разбрасывать по дому обрывки бумажек с бессмысленными надписями типа: «Ухо будет еще раз изъято, когда откроется много новых абсолютно точных углублений»? Послание легко расшифровывалось согласно основному принципу криптологии — стоило лишь прочитать его по первым буквам каждого слова:

«Убери комнату!»

Затем он начал использовать перестановки, и буквы меняли обычный порядок: «Луше в газиман. Убуд жепоз» следовало читать как «Ушел в магазин. Буду позже».

А затем как-то вечером, через несколько недель после моего шестнадцатилетия, я обнаружил на зеркале в ванной следующую записку: «Лересизз сетшь в тимвстреся». Я не сразу догадался, что это значит, поскольку он переставил не только буквы, но и слова. «Встретимся в шесть в „Сиззлере“[37]».

«Сиззлер» был тем местом, где мы привыкли отмечать приятные события, — точнее, мы были там всего один раз, когда пять лет назад отец выиграл в лотерею сорок шесть долларов. Я выехал из лабиринта на велосипеде и на автобусе добрался до отеля «Карлос». Наш «Сиззлер» находился на верхнем этаже, но для того чтобы там поесть, не обязательно было останавливаться в отеле. Конечно, можно было и остановиться, если у человека имелось на то желание, но, честно говоря, как только клиент расплачивался по счету, официантам было плевать, куда он пойдет спать.

Когда я вошел в зал, отец уже сидел за столиком у окна, видимо, для того, чтобы любоваться городским пейзажем во время неизбежных пауз в разговоре.

— Как дела в школе? — спросил он, когда я сел.

— Ничего.

— Узнал что-нибудь новое?

— Как обычно.

— Например?

— Так, всякую ерунду. — Мне стало не по себе от того, что он на меня не смотрел. Наверное, перепутал меня с солнцем: кто-то говорил, что нельзя прямо глядеть на светило, а он не расслышал и решил, что, вероятно, на сына.

— Хочу тебе кое-что показать, — объявил отец и, положив на стол конверт, постучал по нему пальцами.

Я взял уже разорванный конверт и вынул из него листок бумаги. Письмо из моей школы. Я изобразил смущение, но, думаю, отец воспринял его как признание.

«Уважаемый мистер Дин!

Официально уведомляю Вас, что Ваш сын, Джаспер Дин, был участником нападения в поезде, которое произошло днем двадцатого апреля после занятий. У нас имеются неоспоримые доказательства, что Ваш сын, имея на себе школьную форму, набросился на человека, хотя его действия не были ничем спровоцированы. Сообщаем также, что Ваш сын решил по собственной воле уйти из школы.

Искренне Ваш

директор школы Майкл Силвер».

— Почему они пишут, что ты был в школьной форме? Разве это важно?

— Что с них взять?

— Отец поцокал языком.

— Я туда не вернусь, — заявил я.

— Почему?

— Потому что уже со всеми распрощался.

— Так ты нападал на человека? Это правда?

— Ты бы тоже так поступил.

— Ты защищался?

— Все не так просто. Понимаешь, всему, что мне необходимо узнать, я обучу себя сам. Я умею самостоятельно читать книги. А тем идиотам требуется человек, который переворачивал бы за них страницы. Мне — нет.

— Что ты собираешься делать?

— Что-нибудь придумаю. — Разве мог я признаться, что мне хотелось точно того, что когда-то ему: путешествовать на поездах и влюбляться в девчонок с темными глазами и щедрыми губами. Меня нисколько не тревожило, что в итоге мне нечем будет похвастаться, кроме как ободранными ягодицами. Не моя вина, что жизнь путешественника, странника, вышла у мира из моды. Что из того, что теперь не принято носиться по ветру, просить хлеба и крова, спать в стогах сена, развлекать пустыми разговорами деревенских девчонок и удирать от них прежде, чем созреет урожай? Вот такой жизни я хотел — порхать над землей листком, получая от этого удовольствие.

Но отцу не понравилась мысль, что его единственный сын, как он выразился, будет бесцельно плыть во времени и пространстве.

— Тебе необходимо окончить школу, — заключил он.

— Ты же не кончал школы.

— Справедливо. Но ведь ты не собираешься следовать по моим стопам?

— Я не следую по твоим стопам. Но и у тебя нет монопольного права бросать школу и запрещать это другим.

— Что ты намерен делать?

— Намерен вверить свою душу дороге и посмотреть, что будет.

— Могу тебе сказать, что будет: дорожные скандалы.

— Попробую пережить.

— Послушай, Джаспер, если мне что-то и удалось узнать в жизни, так это путь к остывшим ужинам и нестираному белью. Я бросил школу. Бесцельно шатался по свету. Не оставил себе другого выбора, как стать изгоем общества. А тебя отдал в школу с определенной целью: чтобы ты чувствовал себя своим в обоих мирах — нашем и их… Нет причин бежать словно с места преступления. Повремени. Закончи школу. А потом поступай как знаешь. Можешь поступить в университет. Можешь устроиться на работу и обосноваться здесь. Или уехать в какую-нибудь страну, где правит самый экзотический диктатор. Можешь даже утонуть в какой-нибудь иностранной реке во время сезона дождей. Все, что угодно. Только не лишай себя возможности выбирать. Оставайся в системе.