Ее пальцы разжались, леденец упал в грязь. Ни звука не сорвалось с ее губ, но по лицу серебристыми ручейками текли слезы. Линк подошел к ней и протянул руку, чтобы помочь ей встать.

— Это неправда. Ты вполне себе плохая. Ну в смысле, горячая штучка. По смертным меркам.

— Это не смешно! — в истерике вскочила Ридли. — Думаешь, потерять силу — то же самое, что проиграть в баскетбол?!?! Это же все, что у меня было, идиот! Без нее я — никто!

Ридли всю трясло, тушь бежала по лицу черными потоками.

Линк поднял леденец из грязи, открыл бутылку с водой и ополоснул конфету.

— Просто на это нужно время, Рид. У тебя появится другая сила, вот увидишь.

Он протянул ей леденец. Ридли в упор посмотрела на него, взяла леденец и со всей силы швырнула его в кусты.

Я почти не спал. У Линка побагровела и опухла рука. Мы все были не в форме, чтобы продолжать поход по влажному лесу, но что делать?

— Надо идти. Как вы, ребята?

— Бывало и лучше. — Линк дотронулся до руки и поморщился. — Скажем так, почти каждый день моей жизни был лучше.

— А у меня бывало хуже, но это длинная история про стадион «Уэмбли», жуткую давку в метро и слишком много съеденных кебабов, — отозвалась Лив, дотронувшись до подсохшей ссадины на лбу.

— А где Люсиль? — опомнился я, уже закинув на плечо покрытый толстым слоем грязи рюкзак.

— Кто ее знает, — осмотрелся по сторонам Линк. — Эта кошка все время пропадает, неудивительно, что твои бабушки держали ее на поводке.

— Люсиль! — позвал я, потом посвистел. — Она же была здесь, когда мы проснулись!

— Не волнуйся, чувак, найдется. У кошек есть шестое чувство, забыл?

— Ей, наверно, надоело идти за нами, конца-то не видно, — вмешалась Ридли. — Эта кошка умнее всех нас вместе взятых.

Я ушел в свои мысли и потерял нить разговора. Я не мог перестать думать о Лене и о том, что она сделала ради меня. Ну почему я так долго не видел того, что творилось у меня прямо под носом?

Все это время Лена занималась самобичеванием: добровольное затворничество, жуткие фотографии надгробий, символы тьмы в ее блокноте и на теле, одежда умершего дяди, походы по клубам с Джоном и Ридли. Все это не имело отношения ко мне, она делала это из-за Мэкона. Но я только сейчас понял, что невольно оказался ее сообщником. Всякий раз, глядя на меня, Лена вспоминала о преступлении, за которое пыталась осудить себя. Вспоминала о том, кого потеряла.

Обо мне.

Ей приходилось каждый день смотреть на меня, держать меня за руку, целовать. Понятно, почему ее бросало то в жар, то в холод, почему она целовала меня, а через секунду пыталась убежать. Я вспомнил сотни раз написанные у нее на стене слова из песни U2.

«Бегу, чтобы оставаться на месте».

Она не могла убежать, я бы никогда не отпустил ее. В последнем сне я рассказал ей, что знаю о сделке, на которую она пошла ради меня. Интересно, видела ли она тот же сон? Знает ли она, что теперь мы несем это тяжелое бремя вместе? Что ей больше не надо оставаться наедине с виной?

«Прости меня, Эль».

Я прислушался к самым дальним уголкам сознания в надежде, что она все-таки ответит. Вместо этого я вдруг что-то увидел, будто бы боковым зрением. Картинки проносились мимо, словно машины в скоростной полосе автобана…

Я бежал и прыгал, двигаясь так быстро, что не мог сфокусировать взгляд. Постепенно зрение стало резче, я разглядел несущиеся мимо деревья, листья и ветки. Сначала я слышал лишь хруст веток под ногами и свист ветра в ушах, но потом различил голос Лены и пошел в ту сторону, откуда он доносился:

— Мы должны вернуться.

— Это невозможно, ты же знаешь.

Солнечные лучи легко проникали сквозь листву. Я видел только поношенные ботинки Лены и тяжелые черные ботинки Джона. Они стояли в нескольких метрах от меня. Потом я увидел лицо Лены, выражающее крайнюю степень упрямства, — как это знакомо!

— Сэрафина нашла их, может, они уже мертвы!

Джон подошел к ней и поморщился, словно от боли, совсем как в тот раз, когда я видел их в спальне. Он заглянул в золотистые глаза Лены.

— Они? Ты имеешь в виду Итана?

— Я имею в виду их всех. — Лена отвела взгляд. — Мог бы хотя бы о Ридли побеспокоиться! Она же пропала! Ты не думаешь, что эти события как-то связаны?

— Какие события?

— Исчезновение моей кузины и внезапное появление Сэрафины, — напряженно ответила Лена.

— Лена, она всегда где-то рядом. — Джон взял ее за руку, переплетая свои пальцы с ее, как раньше делал я. — Вполне возможно, что твоя мать самая могущественная темная чародейка в мире. Зачем ей вдруг причинять вред Ридли, она ведь тоже темная.

— Не знаю, — покачала головой Лена, усомнившись в своей правоте. — Просто…

— Что?

— Хоть мы теперь и не вместе, я не хочу, чтобы он попал в беду. Он пытался защитить меня.

— От чего?

«От меня самой».

Я услышал ее мысли, но вслух она сказала:

— Много от чего. Тогда все было по-другому.

— Ты притворялась, что ты не такая, какая на самом деле, пыталась осчастливить всех своих близких. Тебе не приходило в голову, что он не защищал тебя, а просто удерживал?

От его слов мое сердце заколотилось, все тело напряглось.

«Это я его удерживала».

— Знаешь, когда-то я встречался со смертной девушкой, — продолжал Джон.

— Правда?! — удивленно перебила его Лена.

— Да. Она была очень хорошая, и я любил ее.

— И что произошло дальше? — нетерпеливо спросила Лена, ловя каждое его слово.

— Слишком тяжело. Она не понимала, на что похожа моя жизнь. Не понимала, что я не всегда могу делать, что хочу, — признался он, и я почему-то поверил ему.

— А почему ты не мог делать, что хочешь?

— Думаю, ты бы сочла мое детство довольно суровым. Очень жесткое воспитание. Вся моя жизнь состояла из правил.

— Ты имеешь в виду, что встречаться со смертными запрещено? — переспросила Лена.

— Нет, не в этом дело. — Джон снова поморщился и даже ссутулился. — Просто я был не похож на других, поэтому меня и воспитывали по-другому. Человек, который вырастил меня, стал мне отцом, он не хотел, чтобы я причинил кому-нибудь вред.

— Я тоже не хочу никому причинять вред.

— Ты — не такая, как все. То есть мы — не такие.

Джон взял Лену за руку и прижал к себе.

— Не волнуйся, мы найдем твою кузину. Может быть, она сбежала с тем барабанщиком из «Страдания».