его и подумал, что со стороны моего кузена весьма опрометчиво так вести себя на глазах у прислуги миссис Вашингтон. Глаз даю, ей сегодня же обо всем донесут…

К обеду Сирил не явился, видимо, довольствовался малым, как птички небесные, зато меня почтил визитом другой гость.

— Сэр, к вам инспектор Пинкерсон! — важно сообщил лакей и уточнил с некоторым сомнением: — Впустить?

— Разумеется, — ответил я, впрочем, без особого энтузиазма.

— Не надо меня провожать! Спасибо, сам найду! — донесся из холла голос Пинкерсона. — Ну же, я знаю, где кабинет!

— Сэр, — вежливо, но настойчиво возразил лакей, — мистер Кин изволит обедать. Прошу за мной.

— О, — кажется, инспектор несколько растерялся. — Ладно, веди, Вергилий!

— Мое имя Рамзи, сэр, — невозмутимо отозвался лакей, и Пинкерсон захихикал.

Умеет же инспектор удивить: я и не предполагал, что он отягощен классическим образованием.

— Добрый день, мистер Кин! Я не хотел навязываться, — добавил Пинкерсон, когда я сделал Рамзи знак подать столовые приборы. — Очень неловко вышло, да…

Он уселся за стол и зачем-то поставил на колени саквояж.

— Что у вас там? — поинтересовался я. — Вещественные доказательства? Похищенная корона Капетингов или алмаз раджи?

— А? Что? Нет, пока не доказательства… но я надеюсь, что они ими станут. Это всё ваше!

И, вскочив, он вывалил на ближайшее кресло целый ворох разномастных писем. Каких тут только не было! Конверты надушенные и покрытые подозрительными пятнами, разрисованные нежнейшими хризантемами и из дешевой желтой бумаги, толстенные и почти невесомые, надписанные изящным тонким почерком с завитушками и корявыми каракулями…

— Что это?

— Так письма от девиц, которые хотят познакомиться, — пояснил Пинкерсон. — Кажется, вы пользуетесь успехом, мистер Кин!

— Однако… — пробормотал я. — Погодите, инспектор, у вас ведь была подозреваемая, если не ошибаюсь?

— Совершенно верно.

— И вы просили всех претенденток выслать фотокарточки?

— Вы же видели объявление, я написал, что карточка желательна, — инспектор сел на место и кровожадно вонзил нож с вилкой в аппетитный кусок мяса. — Понимаете, мистер Кин, у нас нет ее точных примет!

— Как так? С ваших слов я понял, что пострадавших было немало.

— Так-то оно так, да они ничего толком не помнят! Ну, потерпевшие.

— Тогда с чего вы решили, что действовала одна и та же дама? Эта ваша Черная Вдова?

— Сыщицкое чутье! — гордо ответил инспектор и отложил приборы. Тарелка сияла первозданной чистотой. В полиции, совсем не кормят, что ли?

— Инспектор, давайте по порядку, — попросил я. — А то у вас чутье, а я уже ничего не понимаю!

— По порядку так по порядку, — покладисто сказал Пинкерсон. — Значит, в полицию заявили пятеро, и есть еще те двое, убитые. Почерк один, понимаете?

— В смысле, письма написаны одним почерком? — не удержался я.

— Да нет же! — воскликнул он, придя в страшное негодование от моей недогадливости (выглядело это ужасно забавно). — Я имею в виду модус операнди!

Я чуть бренди не разлил. Впрочем, Пинкерсон не уставал поражать меня своими неожиданными познаниями.

— Она называлась разными именами, почерк в письмах тоже разный, — говорил он, снова вскочив и в возбуждении расхаживая взад-вперед. — И описывали ее по-разному! Ладно бы волосы — парик купить несложно, но лицо?.. Может, грим? Или я все-таки ошибаюсь, и это не одна и та же женщина? А, мистер Кин? Что скажете?

— Не знаю, — честно ответил я. Вообще-то, чутье у Пинкерсона было отменное, но версия выглядела шаткой. — Послушайте, я собирался осмотреть вещи своего дворецкого. Давайте-ка сделаем это вместе, вдруг вы что-нибудь заметите?

— С удовольствием! — обрадовался инспектор.

В комнате Ларримера было до странного пусто. В шкафу не оказалось дорожного костюма и выходного, а вот те два, в которых Ларример исполнял свои обязанности, остались на месте. Не хватало также выходных штиблет и верхней одежды (да, он тот еще щеголь, вдобавок старается соответствовать статусу). С одной стороны, это обнадеживало — он явно собирался вернуться. С другой — подтверждало версию о том, что мой дворецкий мог пасть жертвой какой-то обольстительницы.

Не нашлось также бритвенных принадлежностей, вернее, всего старомодного несессера, который я помнил с детства, и, что самое странное, исчез аквариум с неизменной золотой рыбкой!

— Ну не на свидание же он с ней отправился, он же не вы, — сказал Пинкерсон, когда я изложил ему свои наблюдения.

— То есть? — не понял я.

— Вы, по-моему, вполне могли бы пойти на встречу с дамой с кактусом наперевес, ну, вместо цветка в петлице, — пояснил инспектор и принялся потрошить ящики секретера. — Но, скорее, ваш Ларример оказался доверчивой рыбкой, заглотил наживку, а кто-то ловко подсек бедолагу… Так, счета, счета, это какая-то старая корреспонденция… Глядите-ка, газета!

— И объявления обведены… — похоронным тоном произнес я, присмотревшись.

— Так-так… — Пинкерсон расправил газетный лист и прочитал: — «Милая прелестница томится в одиночестве в ожидании своей судьбы. Необходим опытный привлекательный кавалер в летах, чтобы получить отличное здоровое потомство ко взаимной выгоде». Хм… А вот еще: «Ищется пара для пышной опытной красавицы, уже не раз состоявшей в браке и имевшей детей. Желателен молодой активный мужчина». Вот дамочки пошли, а!

— Да-а… — протянул я, разглядывая подобные объявления. — Это же надо такие эпитеты подобрать! «Золотая вертихвостка»! Должно быть, какая-нибудь кокотка.

— И обойдется в самом деле дорогонько, — вздохнул Пинкерсон и посерьезнел. — Однако неужто ваш Ларример мог попасться на такие разбитные объявления? Я бы еще понял, если бы он искал спутницу жизни средних лет! Не молодую девицу же… К тому же, насколько я понимаю, он хоть и обеспечен, но не богат, а таким подавай капиталец!

— Да, как-то мне сложно представить, что должно было произойти, чтобы Ларример вот так сорвался с места… — вздохнул я. — Хоть письмо бы написал! Нет, обошелся телеграммами.

— Может быть, он рассчитывал вскоре вернуться? — предположил инспектор. — Потому и не стал писать много. Но, видимо, угодил в сети…

— Уж как вы меня утешили, слов нет.

— Ладно, эти объявления мы проверим, — сказал он и по-приятельски потрепал меня по плечу. — Найдем, что за вертихвостка такая сманила вашего дворецкого! А чтобы дело двигалось поскорее, садитесь-ка за письма, мистер Кин! Заодно и не будете думать о скверном, отвлечетесь…

— Пинкерсон, — произнес я, — скажите, а мне за добровольное вспомоществование полиции в расследовании полагается какое-нибудь вознаграждение?

— Я могу написать о вас в «Полицейский вестник», — охотно предложил инспектор, — в лондонский!

— Спасибо, лучше не стоит, — пробормотал я.

— Если хотите, я вам помогу с ответами, — добавил он. — Только недолго, у меня еще дел по горло.

— Не стоит беспокойства, — с нажимом ответил я. — И вы сами говорили, что сочинительство — не ваша стезя. И куртуазные эпистолы — это вам не полицейский