Поездка в теплой компании отчасти научила меня курить и пить водку. Ехали мы по Сибири в февральские сорокаградусные морозы. Приедешь в деревню, после четырехчасового пребывания в кибитке на морозном свежем воздухе, и чувствуешь такой аппетит, что трудно устоять от соблазна хорошо поесть, особенно при наличии таких вкусных закусок, какие были у нас. А спутники мои, один перед другим, старались убедить меня выпить водки перед закуской, соблазнительно описывая ни с чем не сравнимое ощущение довольства и тепла, охватывающее человека после одного-другого глотка водки. Волей-неволей подчиняешься их убеждениям — отчего и не попробовать, в самом деле? На первый раз водка показалась неприятной и горькой, а дальше я начал действительно ощущать некоторую внутреннюю теплоту, приятно согревающую все тело. И вот так, в продолжение пути, я понемногу и привык к этому зелью. Даже и сейчас, при хорошей закусочке с приятелями, нет-нет да и пропустишь с удовольствием рюмочки две-три. Точно так же обстояло дело и с курением. Вначале я пытался обмануть сам себя: целый год не покупал папирос, все крепился, лишь изредка покуривая папиросы фабрики «чужого», но спустя год пришлось сдаться. На восьмидесятом году жизни, уступая человеческой слабости, выкуриваю все же не больше четырех папирос ежедневно, и то на сытый желудок, да изредка позволяю себе выпить; но, в общем, никогда в жизни не выпивал я зараз больше трех рюмок водки.

В СРЕТЕНСКЕ

Мои попутчики направлялись в город Сретенск, лежавший в верховьях Амура. Всего попутчиков было четверо: Кропачев с двоими взрослыми сыновьями и Ярославцев.

В недалеком прошлом управляющие кабинетскими Нерчинскими приисками, они покинули службу, увозя с собой крупные деньги, — покинули просто потому, что надоело служить, приелась одна и та же обстановка. Потом они с семьями переехали на жительство в культурный центр Сибири, город Томск, где начали собственное золотопромышленное дело. Но работать на богатых кабинетских приисках — одно, а быть собственником приисков — другое. Деньги скоро растаяли, и Кропачев с Ярославцевым, оставив свои семьи в Томске, ехали теперь обратно на кабинетские прииска, вновь устраиваться на казенную службу.

В Сретенске Ярославцев и Кропачев встретили прежних своих сослуживцев и знакомых купцов, которые, в память старых своих добрых отношений с ними, начали чествовать их обедами, приобщив к ним и меня, как их спутника. Таким образом, я приобрел сразу много новых знакомых. Между прочим, они убеждали меня не ездить сейчас на Зею, так как наступала весна, дороги ухудшались, а впереди лежали 1200 верст пути по льду Амура и Зеи. Возможность заняться золотопромышленностью на Зее, при отсутствии зимних заготовок, исключалась.

Чтобы не пропадало наступающее лето, сретенские мои доброжелатели советовали мне остаться в Сретенске и в компании с Шайдуровым, который взял на год золотой прииск в Нерчинском горном управлении, заняться разработкой этого прииска. Купец Шайдуров, крупный домовладелец, один из числа чествовавших нас обедами, проработал год на этом прииске в убыток. Мои новые знакомые приписывали эту неудачу неопытности людей, возглавлявших предприятие, и уверяли, что при моем знании горного дела можно достигнуть благоприятных результатов. В конце концов я согласился поработать с Шайдуровым до осени, с тем чтобы осенью спуститься на пароходе вниз по Амуру, а затем подняться вверх по Зее, до Зейских приисков.

Итак, я остался в новом крае, чтобы еще раз попытать свое «золотое» счастье.

На прииске, о котором идет речь и который, кстати сказать, назывался «Енда», два года тому назад начал большие работы Кабинет и хорошо его оборудовал, но через год, понеся значительные убытки, работы прекратил, оставив на месте поставленные на участке строения и промывальные машины.

Мне предстояло вложить свои последние деньги в прииск, которого я и в глаза не видел. Прииск этот находился в 150 верстах от Сретенска. Чтобы попасть туда, нужно было проехать 100 верст вниз по Шилке и 50 верст в сторону Станового хребта, который служит водоразделом Олекминской и Амурской систем. Там же находились богатые Урюмские и Желтугинские прииска.

В этот раз моя совместная работа с Шайдуровым принесла нам все же некоторую прибыль: мы заработали за лето 2 тысячи рублей, поделив их пополам.

Работая на речке Енде, в версте от главного кабинетского Урюмского прииска, я познакомился с управляющим этим прииском, Михаилом Ивановичем Нестеровым, и женой его, Евдокией Ивановной. Детей у них не было. Оба они были очень милыми, симпатичными людьми, любили общество, и оба, в особенности жизнерадостная Евдокия Ивановна, не пропускали случая перекинуться в картишки. Нестеровы с неизменным вниманием и радушием принимали меня у себя в доме. Иногда придешь с работы усталый, разбитый, с желанием отдохнуть, а дома дожидается посланный, с запиской от Евдокии Ивановны: «Ждем партнера в винт». Как откажешь даме, да еще такой милой и веселой, как Евдокия Ивановна! Идешь, играешь в карты, слушаешь, о чем люди говорят, и сам говоришь.

Не знаю, по своей личной инициативе или вследствие распоряжения свыше, Нестеров по зимам вел поиски золота вне пределов кабинетских земель. Разведывательные партии с Урюмских и Бабинецких приисков посылались на казенные земли за Становой хребет, на север, в покати Олекмы. Нестеров не раз хвалился удачными результатами разведок вне пределов кабинетских земель, показывая крупные самородочки золота, добытого из пробных шурфов.

Однажды без всякого намерения, так, между прочим, я спросил у Михаила Ивановича:

— Что же вы, Михаил Иванович, закрепили эти участки, согласно уставу, за Кабинетом?

С горным уставом я был прекрасно знаком.

Нестеров почему-то принял мой вопрос за шутку. Он был твердо убежден, что для закрепления земель за Кабинетом достаточно было выставить явочные столбы с клеймами двуглавых орлов.

Разговоры на эту тему возникали у нас неоднократно. Я шутил:

— А вот я соберусь летом, поеду на места ваших открытий да и закреплю их законным порядком за собой. Отберу от вас золото и на орлов не посмотрю.

Разговоры эти были несерьезные. При моем материальном тогдашнем положении о такой поездке и думать не приходилось. Наступил июль. Против ожиданий, как я уже упоминал об этом, добыча золота на Енде наладилась. В голове моей все чаще и настойчивее стала мелькать мысль о поездке. Манили новые края своими необъятными просторами, чудились запрятанные в раскинувшейся на сотни и сотни верст горной системе несметные сокровища… Жизнь на чужих приисках тяжело действовала на душу. Никаких перспектив в будущем, всегда висевшая над головой угроза, из-за человеческой алчности или каприза, лишиться работы на следующий год, положение приживалки в настоящем — все это укрепляло во мне мысль поехать и сделать заявку на золото.

ПОЕЗДКА В СИСТЕМУ ОЛЕКМЫ

Места предполагаемых заявок лежали за 75 верст от Урюма, но не бывавшему там человеку летом, на лошадях, туда нельзя было пробраться. Много топких долин лежало на пути, лошади не выдерживали трудной дороги, тонули в болотах. Приходилось ждать орочон с оленями.