— А если за несколько дней?

— Ну что вы!.. Минимум полгода и то, если пальчики…

— А если по двойному тарифу?

— Не понял?..

— Ну, как будто уже полгода отучился и за полгода вперёд заплатил, и ещё сверху, но освоил приёмы за несколько дней. Правда, не все, а только один-два фокуса.

— Один-два? За несколько дней?

— И аванс прямо сейчас.

— Прямо сейчас?.. Ну, хорошо, давайте попробуем…

* * *

— А если взять лицо и изменить. До неузнаваемости. Возможно такое?

— Смотря, какое лицо. Если мужское в женское, то вряд ли. Если взрослое в детское — никаких шансов. Если полное в худое, то куда жир прятать? А вот если худое — в полное, то можно накладки сделать. Ну, и конечно, абрис и черты лица. Разные они лица… У кого-то нос над самой губой навис, у кого-то ко лбу задран. Или ширина глаз. Или оба глаза на переносице, или вразлёт — к ушам. Узкий подбородок в широкий ещё можно превратить, но куда девать «волевой»? Не ножом же его срезать… Тут очень много нюансов и хитростей. Грим, юноша, — это искусство перевоплощения. Берёшь какого-нибудь испитого сорокалетнего лысого алкоголика с мешками под глазами и делаешь из него пылкого восемнадцатилетнего Ромео. И он исполняет арию, и все ему верят и аплодируют. А увидели бы они его в натуральном виде!.. Или его возлюбленная Джульетта, пятидесяти лет от роду, с перетяжками, натяжками, складками, пигментными пятнами и родинками в пол-лица. А зритель должен в неё поверить, влюбиться и ей сочувствовать. Ведь если её не загримировать, то зритель при первом выходе героини на сцену станет топать ногами и кричать вместо «браво!»: «Травись быстрее, прямо в первом акте, не тяни!» Грим — это искусство, такое же, как вокал, хореография или режиссура. Только этого многие не понимают. В том числе актёры и даже режиссёры. Они почему-то считают, что гримёр — это что-то вроде монтировщика декораций. Но только фанерную стенку поставить любой дурак сможет. А из убожества героя-любовника вылепить далёко не всем дано.

— А если абрис похож, и носы в одном и том же месте, и уши, и ширина лба одинаковая?

— Тогда не вопрос. Тогда можно «нарисовать» кого угодно. А у вас что? Спектакль?

— Да… В некотором роде… Розыгрыш у нас, хотим к юбиляру в качестве гостя его самого пригласить. Двойника его. Ну, то есть столкнуть их нос к носу, чтобы никто понять не мог, кто из них кто! Чтобы шок и веселье.

— Оригинально.

— Сможете?

— Не обещаю, но можно попробовать.

— Попробуйте. Постарайтесь. Чтобы были как близнецы! Вы ведь волшебник в своём деле. Я видел, я оценил, я ведь не какой-нибудь там режиссёр, который не понимает специфику вашей профессии. Если бы не вы, не ваш талант, то этот театр давно бы прогорел. С такими-то актёрами. Это я вам точно говорю!

— Ну что вы, зачем так… Конечно, без нашего цеха любой актер… Но всё-таки вы преувеличиваете.

— Ничуть. И я уверен, что вы докажете… Что сможете! А мы… мы поможем. И — оценим. По достоинству. В твёрдой валюте!

* * *

— Вон он, видите?

— Где?

— Второе окно справа…

Через стекло было видно, как в комнате ходил человек. Туда-сюда. Вышел на кухню с пустыми руками. Обратно — со стаканом коктейля… Потом в туалет… Потом из туалета… Потом присел… И встал… Прилёг… Поднялся… Подошёл к окну. Завис надолго, подставил лицо солнечным лучам, чему-то улыбаясь. Весь как на ладошке. Как под микроскопом. Так, что каждая морщинка, каждая впадинка видны. Каждый волосок в отдельности.

— Фотографировать?

— Да, обязательно.

Защёлкал фотоаппарат…

Человек в окне ещё немного постоял. Повернулся в профиль. Постоял. И пошёл.

На кухню.

В туалет.

В коридор.

В спальню…

Похож?

Да, похож. Ну просто одно лицо. Вернее — одно и то же лицо. И это подтвердит любая экспертиза. Тот, в окне, и тот, что на фотографиях, — один и тот же человек.

Но в квартире был не один человек, а два. Второй безвылазно сидел в ванной комнате. Сидел, облаченный в малярный комбинезон, на ногах бахилы, на руках перчатки, на голове плотная шапочка. Чтобы ничего с него не сыпалось и ничего им не лапалось.

— Долго мне ещё тут торчать?

— Нет. Уже можно выходить. Только переоденьтесь.

— Во что?

— В вещи, что на мне. А ваши я заберу.

Переоделись. Уставились друг на друга как в зеркало. Точно — одно лицо. Как у братьев-близнецов. И лоб, и нос, и глаза, и уши. Всё на месте, всё там, где и должно быть. Конечно, не без помарок и если взглянуть внимательно, с пристрастием, то можно заметить… Но кто будет присматриваться? Никто не будет!

— Сейчас идите в комнату, садитесь в кресло, которое напротив телевизора. Сядете и будете сидеть. Смирно…

— Сколько сидеть?

— Столько, сколько понадобится.

— А если я пить захочу?

— Там на столике бутылка с соком и кое-какие закуски. Долго ждать вам не придётся. Только не вздумайте вставать, ходить, поворачиваться, переставлять кресло. Прошли — сели — замерли!

— А что смотреть по телевизору?

— Смотреть можете всё, что захотите. Мы вас никак не ограничиваем. Пора, идите. Только дверь не закрывайте…

«Брат-близнец», который находился в ванной, вышел, оставив дверь приоткрытой. Другой бросил в мусорный мешок комбинезон, бахилы, перчатки, шапочку. Завязал горловину мешка. Лёг на живот и по-пластунски выполз из ванной комнаты.

В коридоре, откуда его не было видно в окно, он встал. Бесшумно открыл дверь и вышел из квартиры.

Человек из ванной, как ему было назначено, прошёл в комнату, повернулся спиной к окну и сел в кресло перед телевизором. На столике, точно, стояла бутылка с соком и стакан с коктейлем. На экране телевизора футболисты в цветных майках гоняли мяч. Вечер обещал быть приятным. И денежным.

Больше человек по квартире не ходил. Ни туда. Ни сюда. Он сидел в кресле и смотрел телевизор. Как должен был.

А в соседнем доме, который через дорогу, в другой квартире, наблюдатель скрутил со штатива бинокль.

— Вы будете со мной до конца?

— Да, до самого. Я должен лично убедиться, — ответил контролёр.

— Тогда не вставайте позади меня. А лучше уйдите в соседнюю комнату. Здесь будет жарко.

Вытянул из-под стола большую спортивную сумку, расстегнул молнию и вынул предмет, похожий на металлический цилиндр. Поднял его на плечо. Примерился. Пошевелился. Поискал удобное положение. Немного сместился в сторону. Чего-то подкрутил и отложил.