— Все правильно. Исполни она свой долг перед короной, то сохранила бы свое положение. Так что пострадала ваша подруга по своей вине.

— Долг перед короной?! А как же ее долг перед отцом? Что бы выбрали вы сами — верность королю, отказавшему вам в трудную минуту, или любовь к отцу, заботившемуся о вас всю жизнь?

— Король — это страна, а меня учили, что благо государства превыше личных интересов.

— Правитель Левеора, родины Верисы, пьяница и бабник. Он думает только об удовлетворении собственных желаний. За весь период его правления, он не сделал для своей страны ровным счетом ничего хорошего. Зато обобрал ее до нитки!

— Речь идет не о личности короля, а о том, что королевская власть олицетворяет собой закон и порядок.

— Увы, от личности монарха очень сильно зависит, каким будет этот самый порядок.

— А без правителя, его не будет вообще!

— Вы защищаете монархию так, будто сами являетесь членом венценосной семьи.

— А вы рассуждаете как государственная преступница.

— О нет, я говорю как человек видевший от королевской власти, только постоянно повышающиеся налоги, разнузданную, творящую, что заблагорассудится аристократию и бесчинствующую гвардию. К тому же, согласно эдикту королевы Даниэлы, матери нынешнего короля Гарлиона, рассуждать я могу о чем угодно. Главное, чтобы мои слова не переросли в действия или не были расценены как призыв к оному.

— А вы уверены, что я истолкую ваши слова правильно?

— Да уж, ситуация щекотливая. Но в данном случае, это не имеет значения, поскольку вы иностранка. Меня можно обвинить только в разлагающем влиянии на жителя другой, не самой дружественной к тому же, страны. Да мне за это еще и спасибо скажут!

— В Гарлионе — возможно. Но скоро мы будем в Фанаире, где эдикт вашей королевы не действует.

— А вот там, я буду молчать в тряпочку.

— Другими словами, ваши воззрения живы только в относительно безопасных границах родного королевства.

— Не язвите… Мои убеждения всегда остаются при мне. Но идейная борьба в их число не входит. Я реалистка и прекрасно понимаю, что в храме Эдиры, Корлу не молятся(Корл — бог-покровитель воинов). На рожон лезут только дураки и самоубийцы. Уж чего-чего, а этого добра — идейных дураков, в наших краях прорва. Со всех уголков Внутренних королевств. Наворотят дел на родине, а потом к нам — скрываться от праведного королевского гнева. Посмотришь на них и заречешься от идейного фанатизма раз и навсегда… Все. Здесь я закончила.

Пока длились наши этико-политические прения, я успела извлечь болт, промыть и зашить рану, и пришлепнуть повязку. Точнее налепить на особый клей маминого изобретения. Она над ним два года билась. Намучилась от души! Образец либо держался на «честном слове отпетого мошенника», либо его приходилось отдирать «с мясом». Найти золотую середину моей родительнице никак не удавалось, пока однажды она не посетила мои личные апартаменты (маленькую комнатку на чердаке) и не узрела на потолке славненькую мозаику из дохлых мух (особо надоедливых особей, покушавшихся на мой покой), пришлепнутых туда простеньким заклинанием. Дальше дело пошло на ура. Усилив клеевую основу магической составляющей, она получила вполне сносный результат. Правда, еще пол года ушло на разработку жидкости для отдирания пришлепки, на случай когда клеем будут пользоваться люди далекие от магии. И хотя широкого распространения это изобретение пока не получило, мама гордилась им, едва ли не больше многих своих снадобий, поскольку отпадала необходимость перебинтовывать пострадавшего с ног до головы, теребя его при каждой перевязке. Не говоря уж про те участки тела, где наложение бинтов и вовсе проблематично, такие как основание шеи, плечо и, извиняюсь за выражение, седалище.

Мы с Линой аккуратно уложили раненого на спину. Несколько мгновений поколебавшись, я все же решила «припахать» госпожу Виран поактивнее — пока мне предстоит копаться в ране на груди Алеиса Как-его-там, она вполне может заняться его поджаренной мордашкой. Выдав ей чашку с одним из отваров и кусок мягкой ткани, я велела ей осторожно, протереть обожженные участки, стараясь не содрать кожицу на волдырях. После чего, ей надлежало втереть в поврежденные участки крем от ожогов. Поскольку и ей и мне работа предстояла тонкая и кропотливая, разговоры пришлось отложить.

Закончили мы с ней почти одновременно. Собственно, мне надо было только остановить кровь и как можно тщательней очистить поврежденные ткани. Зашивать я не торопилась, прежде надо вытянуть из раны всю дрянь, а этот процесс мог растянуться на несколько дней.

Укутав раненого одеялом, я прихватила Лину и пошла добывать нам пропитание. При виде жуткого варева из крупы, вяленого мяса и специй, носик благородной госпожи сморщился в брезгливой гримасе, после чего она предприняла попытку вежливо отказаться от предложенного «деликатеса». Поглядев на ее бледную физиономию и торчащие кости, наводившие на мыль о голодном детстве и тюремных застенках, я постаралась довести до ее сведения всю важность полноценного питания. Прочитанная мной лекция впечатления не произвела. В конце концов, пришлось пригрозить принудительным кормлением с применением грубой физической силы и привлечением сторонней помощи в виде парочки дюжих мужиков.

— У вас ничего не выйдет. Никто из этих людей не станет вам помогать.

— Это почему же?

— Они побоятся оскорбить дворянку.

— Откуда им знать, что вы из благородных?

— Я сообщу им об этом в случае необходимости.

— Думаете, вам поверят?

— Вы же меня вычислили. Я надеюсь, они смогут прийти к тем же выводам.

— Возможно. Более того, я подозреваю, что они уже догадались. И ваше благородное происхождение ничуть не помешало им отпускать на ваш счет сомнительные шуточки.

Лина смутилась.

— Это были просто слова, а я говорю об оскорблении действием.

— Да они сделают это, чтобы только увидеть ваше унижение. Благородные относятся к простолюдинам как к грязи, а для тех в свою очередь нет ничего приятнее, чем втоптанный в грязь аристократ. Так что прекращайте препираться и ешьте. А то у вас будет шанс проверить правильность своих воззрений.

— Да как вы смеете мне приказывать! Даже мои родители так со мной не обращаются!

— А вот это они зря. Им еще и пороть вас надо было. Тогда сейчас вы не пренебрегали бы хорошим советом и предложенной помощью. Что ж, если вам неприятно мое общество, можете поискать себе другое.

Оставив госпожу Виран хлопать в растерянности глазами, я отправилась искать нашего милого караванщика. Нашла на удивление быстро — в своей повозке он готовился отдаться в сладкие объятия сна. При моем появлении, его лицо приобрело страдальческое выражение, а настороженный взгляд недвусмысленно намекал, что ничего хорошего он от меня не ожидает.

«Грех разочаровывать человека!»