— У него плутовские манеры, — пришлось признать мне.

— Но я же плачу ему больше, чем австрийцы. Он сам запросил цену своей информации.

Это не понравилось мне еще больше: несомненно, Ренато зарабатывал куда больше меня.

— По-моему, он чересчур скользкий для приличного агента.

— Так он же шпион, а не священник! Вы, американцы, брезгливо относитесь к таким вещам, но тайные агенты так же необходимы, как артиллерия. Не думайте, что я безоговорочно доверяю всем и каждому, — заявил он, мрачно глянув на меня. — Но в данное время нам грозит встреча с противником, вдвое превосходящим нас своей численностью, мои войска живут за счет захваченных запасов, и мне чертовски не хватает пушек. Один просчет, и мои враги вцепятся мне в глотку. Я отлично знаю, что у меня нет верных друзей. Слава Господу, что хоть Дезе вернулся из Египта!

Луи-Антуан Дезе, его любимый дивизионный генерал, высадился в Тулоне в тот день, когда мы вышли из Парижа, и уже прибыл с дивизией сюда в Италию. Преданный, скромный, сторонящийся женщин и исключительно талантливый военачальник, он видел самые счастливые сны, прикорнув возле пушечного лафета. Не уступая в военных талантах Наполеону, он не обладал его амбициями и прекрасно сознавал свое подчиненное положение.

— Я мог бы доставить министрам в Париж сообщение о ваших трудностях, — предложил я, подумав, что меньше всего мне хотелось бы оказаться среди взятых австрийцами пленных.

— Напротив, Гейдж, признавая основательность ваших подозрений, я хочу, чтобы вы проследили за нашим лазутчиком. Ренато заявил, что столкнулся с арьергардом австрийцев, и упомянул о вашей прославленной смелости. Отправляйтесь-ка в сторону Павии и По, проследите за Ренато, проверьте, как там обстоят дела, и возвращайтесь с докладом. Я знаю, что вы, обожаете запах пороха. Только запаха пороха мне и не хватало!

— Простите, первый консул, но я больше склонен к научным, чем к шпионским изысканиям. К тому же я не говорю ни по-немецки, ни по-итальянски.

— Мы оба понимаем, что в лучшем случае вы занимаетесь науками как любитель, непрофессионал и дилетант. Зато у вас непредвзятый взгляд на вещи. Порадуйте меня, Гейдж. Сделайте вылазку в сторону Генуи, выясните, правдивые ли сведения нам доставили, и тогда я отпущу вас в Париж.

— Может, нам лучше все-таки попросту поверить Ренато.

— Не забудьте прихватить винтовку.

Вот так я и отправился на очередную разведку, оседлав конфискованную (такое причудливое определение захватчики обычно используют для своих «краж») у итальянцев лошадь и трепеща, как девственница, оттого, что в любой момент мог столкнуться с австрийской армией. Когда вы читаете о военных кампаниях, они представляются вам лишь стрелками и прямоугольниками на карте, подобно схематической постановке балетного действа. В реальности война похожа на беспорядочное полупьяное блуждание, огромные скопления людей без особого энтузиазма ищут друг друга по сельским дорогам, мародерствуя и забирая с собой все, что можно унести. Сторонний наблюдатель с легкостью может сбиться с пути. Слух то и дело тревожат оружейные выстрелы: случайная пальба от скуки или неожиданная враждебная стычка. Испуганные, тоскующие по дому юнцы слоняются по чужбине с длинными мушкетами, снабженными свирепыми двухфутовыми штыками. Проштрафившиеся полковники мечтают о смертельной схватке, способной спасти их репутацию. Бодрящиеся сержанты поддерживают дисциплину в надежде на повышение. В общем, на войне нет места здравомыслящим людям.

Девятого июня через час после выезда я услышал зловещий гром сражения. Генерал-лейтенант Жан Ланн отбил атаки передовых сил австрийцев в Кастеджио и Монтебелло, и на исходе дня я проезжал уже мимо длинных и мрачных колонн изнуренных австрийских пленных, чьи белые мундиры потемнели от крови и порохового дыма. Получившие ранения французы нещадно оскорбляли этих с трудом тащивших ноги врагов. Взорванные фургоны, убитые лошади и коровы, горящие амбары — все это значительно увеличило мое смятение. Толпы согнанных на поле битвы поселян стаскивали трупы в братские могилы, а уцелевшие победители прозаично чистили говяжьими мозгами мушкеты, которые в шутку называли «кларнетами», да белили глиной ременные перевязи. Неряхи надеялись, что грязь сделает их менее приметными мишенями, аккуратисты же полагали, что щегольской вид принесет им удачу. Вооружившись шерстяными полосками, называемыми планками, они усердно начищали до блеска пуговицы на мундирах.

— Чудовищным градом падали с неба взорванные останки бойцов моей дивизии, — доложил Ланн Наполеону.

В общей сложности противники потеряли в этом сражении четыре тысячи человек — хотя там проходила всего лишь генеральная репетиция, — и именно по следам этого побоища, по адской ничейной земле между двумя армиями мне пришлось скрытно пробираться, чтобы догнать отступивших австрийцев.

Наполеон не осознавал того, что по доступному мне виду невозможно будет оценить реальное положение дел. Равнинный участок долины реки По окаймляли поля, ограниченные пирамидальными тополями и кипарисами, а июньские дожди лили тогда как из ведра. Все мелкие притоки вышли из берегов, и здешние пейзажи отличались от тех, что мне довелось видеть в Египте и Сирии, как набухшая влагой губка от наждачной бумаги. Плутая по грязным дорогам, я мог протащиться в непосредственной близости от целой Золотой Орды и не заметить ее, если она, предпочтя срезать путь по бездорожью, скрылась за ближайшими придорожными кустами. В общем, я брел куда глаза глядят, выясняя на языке жестов у итальянских беженцев нужное мне направление, ночуя в стогах сена и безнадежно высматривая на сером небе следы пропавшего летнего светила. Если Ренато и солгал, мне вряд ли удастся поймать его.

Однако он сам поймал меня.

Возле Тортоны на одном из брошенных фермерских домов я увидел красный кушак, болтавшийся на покосившемся ставне, — условный сигнал, сообщавший о том, что наш лазутчик ждет связного, разжившись нужными сведениями. Люди бежали от армий семьями, подобно мышам между копытами скота, и солдаты рыскали по опустевшим домам, поедая уцелевших животных и разводя костры из домашней мебели. После них оставались лишь стены да черепичная крыша, предлагая сносное укрытие от очередного ливневого дождя. Я пребывал в смятении, но австрийцы, казалось, отступили. По слухам, наш противник разрушил мост, ведущий к плохо защищенной Александрии, а основные части австрийской армии бежали на юго-запад к Акви. Бонапарт соответственно разделил свои силы, и дивизия Ла Поупа поспешила на север, а дивизия Дезе отправилась на юг. В этой неразберихе мы, разведчики, чувствовали себя в относительной безопасности. Я привязал лошадь, проверил заряд винтовки и с опаской вошел в сумрачный дом.

— Ренато? Это Гейдж, меня послал Наполеон.

Я едва не рухнул, споткнувшись обо что-то. Вытянув ноги в грязных сапогах, Ренато сидел на каменном полу рядом с бутылками. До меня донесся щелчок взводимого пистолетного курка.

— Извини, приятель, приходится быть осторожным.