Площадка возле птицефермы. Вечер.

Хасиды присаживаются. Переводят дух. Поднимают головы вверх. Над ними густая украинская ночь.

– Благословен Ты, Господь, создающий миробытие. Это ещё до Первой Мировой войны. – Гороховский вытирает пот. – Мои дедушка с бабушкой, долгая им память… Женатые! Уже имели дочку. А потом они попали сюда. И так влюбились друг в друга! Слава Богу! У меня потом было двенадцать дядь и две тёти!

Гутман вздыхает тоже. Достаёт из кармана фото своей многодетной семьи. Светит фонариком. Смотрит. И Гороховский достаёт фото своей семьи. Тоже смотрит. Переводит взгляд на лежащее внизу под холмом село:

– Странно! Смотри! Свет в селе выключают. Рано вроде. Может, им электричество отключили? Да нет, фонарь возле магазина горит…

Действительно, в селе гаснут одно за другим окна. Собаки перестают лаять. Тишина. И в ней возникает мелодия. Это мелодия Благодати!

Воздушная, божественная. Солирует скрипка. И как!

Танцплощадка у клуба. Вечер.

«Бумбокс», из которого неслась попса, как бы поперхнулся. Смолк. Все расходятся.

Грустный Микола провожает Элеонору. Уныло плетётся сзади. И вдруг она оглядывается. И смотрит на него… Так, как будто впервые видит его.

Дом милиционера. Вечер.

Милиционер Нечипоренко ошалело оглядывается на жену. Встаёт. Откладывает бинокль. Вглядывается в жену. Как в первый раз увидел. Снимает портупею. Да и жена его вдруг затрепетала. Не спуская глаз с мужа, становится на колени и стягивает с него сапоги. Вот и свет гаснет в доме милиционера.

Двор у хаты Остапа. Вечер.

На огороде Мотря опускает грабли и смотрит на своего мужа Остапа. Тот встаёт от грядки и идёт к ней, как во сне. Обнимает её.

Берег реки. Вечер.

Луна. Звёздное небо. На лавочке Элеонора взахлёб целуется с Миколой.

Двор механизатора Онищенко. Вечер.

Во дворе за столом под деревом ужинают механизатор и его жена Маруся.

Оба вдруг поднимают друг на друга глаза. Смотрят, не отрываясь, как будто видят впервые.

Хата комбайнера. Вечер.

Полуголый Серёга идёт к дверям. Попутно он укрывает спящих своих детишек. Распахивает дверь во двор.

Звёздное небо Он стоит на пороге. Сзади подходит разомлевшая от ласк жена. Обнимает. Они смотрят в небо.

Хата деда Грицька. Вечер.

Деду что-то снится. Он крутится. Пытается что-то произнести. Перепуганная баба Парася будит его. Дед приходит в себя. Встаёт. Набирает кружкой воду из ведра. Пьёт. Выходит во двор. Садится на лавку у двери. Светят звёзды. Баба Парася садится рядом:

– Что снилось, дед? Вроде ты кому-то хотел что-то сказать?

– Нет! Услышать! – Он гладит Парасю по голове. Она склоняет голову ему на плечо. Сидят, обнявшись.

Улицы села. Ночь.

Продолжает звучать скрипка. По проулку, проводив Элеонору домой, идёт и танцует от переполняющей его радости Микола.

В каждой хате любовь. Удивление и нежность.

И только девушки села стоят, как сиротки. Одиночество. Невесты на выданье без женихов. Каждая возле своего двора. Томление душ и тел.

Сельская гостиница. Комната. Ночь. Видение!

Красивая, дородная украинская женщина, заманчиво улыбаясь, подходит и что-то говорит ласково-ласково…

Сельская гостиница. Комната. Ночь

Гороховский, лёжа на жёсткой железной кровати, раскрывает ей объятия. Но сваливается на пол. Гутман будит его. Гороховский просыпается. Соображает, что это был сон. Гутман спрашивает:

– Вус?

Гороховский оглядывает интерьер, прислушивается к удивительной тишине в селе и произносит, сладко вздыхая и потягиваясь:

– А! Какой сон! Какая женщина! «А махае»!

С удовольствием уходит снова в сон.

Птицеферма. Утро.

«Гвалт»![41]Бегают, суетятся птичницы с корзинками собранных яиц. По коридору, расталкивая всех, в сопровождении мэра Борсюка и милиционера несётся заведующая птицефермой Валентина Руденко.

Кстати, это та самая женщина из сна Гороховского.

Она распахивает дверь в подсобное помещение. Повсюду на соломе яйца. Открывается дверь в следующую секцию. Та же картина – везде разложены только что снесённые курами яйца.

– А может, ты, Руденко, просто забыла тару выписать, – кричит мэр Борсюк. – И поэтому…

– Только не надо, Альберт Григорьевич! Тара тарой, а это?

– Она распахивает двери в загон для молодняка, там копошатся желтенькие цыплята. – Между прочим эти цыплята должны были по графику вылупиться только через шесть дней.

Милиционер берет в руки цыплёнка. Тот пищит и клюёт его в палец.

Склад птицефермы. Утро.

Жора складывает в штабель ящики с упакованными яйцами. По проходу торопливо двигаются заведующая птицефермой, мэр и милиционер.

– Ты, Валя, не горячись! – успокаивает милиционер заведующую птицефермой. – Давай факты! Значит, сегодня яиц снесено в семь раз больше, чем по норме? Так?! А по качеству?

– Что?

– Желток, белок и этот… холестерин?

– Лабораторные анализы – норма! – кричит заведующая фермой Руденко.

– Вот только что яишенку сбацал, – подтверждает Жора. – Очень вкусно.

В суматохе вбегают птичницы еще с одной партией свежих яиц. Кричат:

– Куда класть?

– А-а-а… Раскладывай на чердаке! – командует заведующая.

Победное «Кукареку!» несётся со двора. Заведующая, мэр и милиционер выглядывают в окно.

Площадка выгула птиц возле птицефермы. Утро.

Великолепный петух – альфа-самец – среди белоснежного моря кур победно оглядывается и бросается на очередной подвиг. Неподалёку впился шпорами в млеющую курицу другой яркий петух.

Склад птицефермы.

Вбегают переполошенные птичницы с ещё одной партией свежеснесённых яиц. Тот же вопрос:

– Куда?

– Давай на пол в углу! – Заведующая птицефермой обращается к спутникам: – Вот! А вы говорите – тару забыла выписать. Это какая-то… Аномалия!

– Да! Несутся, как бешеные! – подтверждает птичница. – А петухи. Падают, а всё хотят… Всех!

Стук в двери. В помещение склада вежливо входят хасиды. Гороховский и Гутман.