Получив телеграмму, Дина смущенно выплюнула жвачку. Через час вся компания уже выбиралась из машины перед небольшим синим домом на Продольной улице, – правда, Мартина с больным горлом пришлось оставить дома, что вполне устраивала Иду: она не любила оставлять ассертивных мертвых хомячков без присмотра.

– Я надеюсь, что он не доберется до газового вентиля в наше отсутствие.

– Нервно сказала она.

– Мартин за ним присмотрит, – отозвался Джереми. – А вообще… вообще тут что-то не так. Он живет в нашем доме уже шестнадцать лет, верно? Если бы он хотел добраться до газового вентиля, он бы давно добрался.

– Да и вообще, – оживился Марк, – нет, правда. Ему же не обязательно нужно, чтобы его кто-то видел, для того, чтобы нам вредить? Большинство привидений вообще никто не видит, а они вытворяют черте что.

– Воруют плюшки, – вставил Джереми.

– Какие плюшки? – удивилась Ида.

– Не знаю, всплыло откуда-то, – Джереми пожал плечами. – Словом, да, что-то в этом есть. У меня такое впечатление, что он не очень вредное привидение.

– Я на всякий случай как следует завязал вентиль полотенцем, – сказал Лу.

– Хороший мальчик, – сказала Ида и позвонила в дверь.

И вот теперь молодой человек по имени Патрик, который когда-то наверняка был тем самым мальчиком с желтым велосипедом, вежливо, но твердо говорил:

– Простите, но у меня никогда не было хомячка.

– Эразм, – сказал Марк, – его звали Эразм.

– Извините, – раздраженно сказал молодой человек, – но если бы у меня был хомячок, я бы наверняка об этом помнил, разве нет? Вы, наверное, ищете другого Патрика. – Но у Вас был желтый велосипед? – в отчаянии взмолилась Дина. – И Вы жили в Доме с Одной Колонной?!

– Да, – ответила молодой человек, несколько растерявшись. – Но хомячок… Нет, у нас была клетка, это я помню. Но хомячка в ней не было.

– Клетки для хомячков очень редко бывают без хомячков, – с укором сказал Лу.

– Извините меня, – возмущенно сказал молодой человек, – но я вообще не обязан разговаривать с вами о каких-то незнакомых хомячках шестнадцатилетней давности. Я должен отправляться в клуб, простите, пожалуйста. Всего доброго.

И с этими словами молодой человек закрыл перед ними дверь.

– Ну что, – сказал Мартин, встав на задние лапы и уперев передние в бока, – будешь прорываться к вентилю? Или, может, перемешаешь все крупы в шкафу посредством телекинеза, или выпустишь пух из подушек, ты, креативный?

Сейчас Мартин был довольно большого размера – потому что он, конечно, бодрился, но на самом деле от присутствия мертвого хомячка ему делалось довольно-таки не по себе. Он попытался для пущей внушительности обойти мертвого хомячка, сидящего на ковре, со всех сторон, но хомячок поворачивался следом за ним, и так они нарезали несколько кругов мордой к морде. Наконец у Мартина закружилась голова, он присел на ковер рядом с Эразмом и ослабил водочный компресс на шее. Эразм поморщился.

– От тебя так пахнет, что хоть закусывай, – недовольно сказал он.

Мартин молча погрозил мертвому хомячку кулаком.

– Щас как нагоню на тебя ужасу, будешь знать, – вяло сказал Эразм. За последний час его напористость несколько улетучилась, и Мартин гордо приписал это собственной строгости в отношении новоявленного привидения. – Уж это-то я умею. Видел бы ты воров.

– Каких воров? – удивился Мартин.

– А были тут, – раздраженно сказал мертвый хомячок. – Что, думаешь, за шестнадцать лет в эту квартиру ни один вор не повадился? Вадились, и еще как. Только против меня не попрешь. Залезут, скажем, в окно, а я как напущу ужасу. Есть такая техника, ну, долго объяснять. Они как поежатся, а потом один другому и говорит: «Слушай, что-то с этим домом не так. А ну-ка давай рванем отсюда!». И тю-тю.

– Ух ты, – искренне восхитился Мартин. – Значит, ты сторожевое привидение!

– Сам ты сторожевой, Шарик, – огрызнулся Эразм. – Если бы я хотел, тут бы камня на камне не осталось. Буквально. Я могу кирпичи двигать – тока так, за нефиг делать. Потолок на кухне помнишь?

Потолок Марин помнил, это была очень плохая история. В один прекрасный день из кухни донесся страшный грохот, и сбежавшаяся семья обнаружила, что часть потолка обрушилась на плиту, прямо туда, где еще десять минут назад стояла Ида. Потолок, конечно, починили и укрепили, но при воспоминании об этой истории Мартину каждый раз делалось не по себе. Он даже прилег на ковер от минутной слабости, и снова Эразм очень быстро повернулся так, чтобы сидеть к Мартину лицом. На секунду Мартину показалось, что со спиной у хомячка что-то не так, но история о потолке сейчас интересовала его больше.

– Ну вот, я этот потолок полчаса удерживал, – с деланным безразличием сказал Эразм, – пока ваша эта краля не убралась из кухни. Чуть не надорвался от этого… душевного усилия. Благодарности, между прочим, никакой.

– Спасибо тебе огромное, – искренне сказал Мартин, – мы ж не знали. А то мы б тебя на руках носили.

– Не знали, – горько сказал мертвый хомячок. – Вот так живешь… Ну, то есть, существуешь. Неважно. Существуешь, значит, сил своих не жалеешь, словом перемолвиться не с кем, заботишься о них, бережешь их, охраняешь, конца этому не видно, а в ответ…

– Стой. – сказал Мартин и даже вскочил с ковра – до того неожиданной оказалась вдруг пришедшая ему в голову мысль. – Стой. Заботишься. Бережешь. Охраняешь. Что-то не похоже, что ты особо рвешься к газовому вентилю, а?

– Может, если б я рвался, меня б и заметили, – мрачно пробурчал Эразм.

– Я чуть не сдох тут – шестнадцать лет один. Если бы я гремел кандалами, вы бы обращали на меня внимание. Или, скажем, бил тарелки. Кактусы ел. Особенно теперь, когда ты меня видишь, я бы развернулся. Все бы меня замечали. Я мог бы прорваться к газовому вентилю в любую минуту.

– Но ты не рвешься. – сказал Мартин.

– Не рвусь, – со вздохом сказал Эразм. – Не в моей это натуре. Не могу перебороть себя, ну не могу.

Мартин сделал пару шагов в сторону мертвого хомячка. Хомячок попятился. Мартин приблизился ещ немножко, Эразм снова отступил и оказался прижатым к низкой тахте.

– Поворотись-ка, сынку, – сказал Мартинн.

– Лишнее это, – вяло сказал мертвый хомячок.

– Давай-давай, – сказал Мартин, – чего там, все свои.

Эразм помедлил еще секунду, потом нехотя приподнял с ковра толстую мохнатую попу и, забавно переваливаясь, повернулся к Мартину спиной.

Между лопаток мертвого хомячка красовались два крошечных крылышка, покрытых акуратным, мягким рыжим мехом.

– Ты ангел-хранитель, – тихо сказал Мартин.