– Я чувствую, что в следующей фразе меня попрекнут куском омлета, – печально сказал он.

– Мартин, прекрати, – строго сказал Джереми. – Просто нам всем кажется, что ты несколько… ээээ… скучаешь. И не знаешь, чем себя занять. И киснешь.

– Киснет молоко, – гордо сказал Мартин, – Я впадаю в красивую меланхолию.

– Значит, так. – сказала Ида. И Мартин понял, что заняться делом ему придется фактически безотлагательно.

– Ээээттттааа было весноооооюуууу! Ззззеленеющим маааааааааем!

Каааааагда тундрррррра надееееела! Свой весенний нарррряд!!..

Дети заворожено слушали Мартина, а он довольно расправлял плечи, укрытые зеленым полотенцем с белыми звездами. Во время сольных выступлений он использовал свое любимое полотенце в качестве оперного плаща. Дома же оно служило Мартину одеялом, – завернувшись в него, он сладко спал в коробке из-под телевизора, специально поставленной для него между кроватями Джереми и Лу. Но в другие моменты – например, когда Мартин утешал кого-нибудь, кто разбил себе нос, или устраивал небольшой пикник на детской площадке, или тайком от завхоза организовывал массовые катания на двери гаража, – зеленое полотенце с белыми звездами могло играть роль салфетки, пледа, скатерти, петли-держалки или ОЧЕНЬ большого носового платка… Словом, в детском саду зеленому полотенцу в белых звездах всегда находилось применение.

– …Ааааа мы бежали с тобооооюуууу!! Ууууходя ааааат пагооооони!

Вдоль железной доррррррррооооогиии! Аааа Ваааааркута-Ленингрррррад!…

Да-да, Мартин работал именно в детском саду. Потому что если уж он в чем был мастером (помимо, конечно, игры на волынке и утешения страждущих) – так это в Салках, Прятках, Сказках В Тихий Час, Рисовании Ужасных Монстров и Массовом Валянии Дурака. Эти качества, безусловно, делали его совершенно прекрасным воспитателем детского сада (хотя некоторые, наверное, с таким мнением не согласятся). И сам Мартин, кстати, тоже был в полном восторге от своей работы. В свободное время он, конечно, читал Льва Толстого (не забывайте, что Мартин все-таки был очень, очень странным слоном), или лежал в ванне, мысленно критикуя Шпенглера. Но в качестве работы Салки, Прятки, Монстры и дверь гаража приводили его в полный восторг. А в особенно полный восторг его приводила возможность исполнять свои любимые произведения под свою любимую волынку. Дети очень любят громкие, немножко противные звуки, если их издает кто-нибудь дружелюбный.

– … и на дуло нагаааааана!

Вохрррррра нас окружиииииила! «Ррррруки кверху!» – крррричааааат!!!…

И тут вдруг с задних рядов раздался громкий девичьий голос:

– Фу! Он фальшивит!

От неожиданности Мартин подавился нотой, а все дети дружно обернулись.

В заднем ряду, скрестив руки на груди и притоптывая ножкой, стояла маленькая девочка – беленькая, курносенькая, очень надменная. Она стояла, скрестив руки на груди, притоптывая ботинком, и презрительно смотрела на Мартина.

И тут Мартин разозлился.

Эту девочку звали Аделиной, и она была лучшей подругой Дины. А Дину Мартин любил. Нет, не просто любил, – первоклассница Дина была любовью всей его жизни. А Мартин был ее рыцарем и боевым слоном. Когда Мартин впервые увидел Дину, любовь немедленно поразила его сердце. На следующий день он торжественно прошествовал через весь город, неся в хоботе цветы, а на спине – две банки селедки, и сделал Дине предложение стать его женой навеки. Но Дина отказалась. С тех пор они с Мартином очень, очень дружили, но это, конечно, была совсем непростая история.

Так вот, Аделина была лучшей подругой Дины. То есть на самом деле лучшими друзьями Дины были еще и сам Мартин, а также Джереми и Лу, – но они были мальчиками. А любая девочка сразу скажет вам, что лучшие друзья – это одно, а лучшие подруги – это совсем, совсем другое. И пока не появился Мартин, Дина поверяла Аделине все свои секреты, бегала с ней в кино, каталась на качелях и однажды даже ела дождевых червяков (а это, согласитесь, по-настоящему сближает).

Но с появлением в Дининой жизни Мартина все, конечно, пошло совсем иначе. Червяки – червяками, но Аделина здорово невзлюбила Мартина. Простыми словами – она очень ревновала к нему Дину. А Мартин, как назло, работал именно в том детском саду, куда ходила Аделина. И это, конечно, тоже была очень непростая история.

И когда Аделина сказала: «Фу! Он фальшивит!» – Мартин очень, очень разозлился. И остальным детям тоже стало ужасно неловко.

К счастью, в этот момент в дверях показалась нянечка и недовольно покачала головой. Мартин опомнился, быстренько сдернул с плеч полотенце, повязал его себе на шею на манер салфетки и специально сказал громким, немножко противным голосом:

– Дорогие товарищи дети, все немедленно идут в соседнюю комнату завтракать омлетом. Духовное традиционно уступает место материальному. Ать-два!

Дети сказали: «Уууууу…» и поплелись в соседнюю комнату. И даже Аделина, пожав плечами, последовала за всеми остальными.

«Ууууу…» (и даже «Уууууууууууууууууууууу…»), которое сказали дети, было вызвано не только желанием продолжать приобщаться к духовному посредством взаимодействия с маленьким говорящим животным (соблазн, перед которым и взрослый-то вряд ли способен устоять). Оно было также вызвано полнейшим нежеланием поглощать материальное в виде омлета.

Дело в том, что дети вообще не любят завтракать омлетом. Дети также не любят завтракать баварскими колбасками с красными бобами, овсяными хлопьями, бутербродами с красной и черной икрой, блинчиками, устрицами и прочей ерундой. На самом деле – только это великая тайна, и, пожалуйста, обращайтесь с ней очень, очень осторожно! – дети любят завтракать манной кашей. Сладкой, густой, мягкой манной кашей, в которую можно подсыпать изюм, или подливать варенье, или добавлять мелко нарезанные фрукты, или подмешивать кленовый сироп, или даже макать сосиску, на худой конец (автор лично знает одну маленькую девочку, поступающую именно так).

Когда-то любовь детей к манной каше ни для кого не была секретом, но взрослые поступили с этим секретом очень плохо (пожалуйста, не повторяйте их ошибок!). Они решили, что манную кашу можно превратить в обязаловку. И перед бедными детьми каждое Божье утро начали плюхать тарелку с манной кашей (и хоть бы позаботились о варенье, кленовом сиропе, изюме или сосиске!) со словами: «Ешь! Не привередничай!» Конечно, таким страшным словом из целых пяти слогов можно испортить удовольствие от любого блюда, даже самого прекрасного. И дети упрямо отказывались есть манную кашу на таких условиях. И взрослые, наконец, сдались и стали кормить детей на завтрак баварскими колбасками с красными бобами. Но любовь-то, любовь осталась!

И сладкоежка Мартин, конечно, тоже очень любил манную кашу. Макание в сладкую кашу сосисок в целом прошло мимо него, но зато кленовый сироп… А еще если добавить несколько хороших кусочков шоколада… Полбаночки варенья… Пару ложек меда… И сверху уложить немножко взбитых сливок… Словом, когда Мартин сел к столу, – а точнее, забрался на скамеечку рядом с Томасом, рыжим-рыжим мальчиком, у которого даже на ресницах были веснушки, – и посмотрел в честное лицо своего омлета, из его груди вырвался глубокий вздох. Мартин как следует представил себе хорошую тарелку манной каши. С маслицем, золотым озером разлившимся по ее поверхности. С аппетитными, шоколадного цвета изюминками, выглядывающими из ее мягких складочек. С плещущимся по краям тонким ручейком кленового сиропа… «Вот бы…» – подумал Мартин, закрыв глаза от удовольствия, а потом снова вздохнул, раскрыл глаза и приготовился взяться за омлет.