Старик тоже начал резать рулетики. Он выглядел очень благородно и солидно. Какой же дурной поступок он мог совершить по отношению к своему сыну? Бабушка всегда советовала не судить людей по внешности и остерегаться тех, кто слишком гладко говорит или чересчур много льстит. Так и у этого дедушки характер мог оказаться далеким от его облика. Но, с другой стороны, еще ведь говорят, что глаза – зеркало души. Значит, если глаза добрые, то и сам человек хороший. Может быть, его сын сам совершил дурной поступок, и старику просто пришлось ответить тем же.

– Извините, дедушка, а что это за ваше время, про которое вы недавно говорили?

Он замахал руками и продолжил жевать:

– Я не разговариваю во время еды. Обсудим это после. Приятного тебе аппетита. Это мое главное жизненное правило – кушать вкусно. И ты пока, юная Онджо, отбрось все мысли. По глазам вижу, у тебя их слишком много.

Выражение «юная Онджо» показалось ей очень категоричным и твердым.

– А, да… Хорошо… – Онджо на мгновение захотелось уткнуться лицом в блюдо, которое по размеру было в три раза больше ее головы.

Есть люди, которые могут определить состояние собеседника, просто взглянув ему в глаза. Например, мама Онджо всегда понимала, о чем думает дочь, посмотрев ей в лицо. У мамы глаза были будто даже на затылке: она не глядя могла определить, что Онджо снова бросила свою школьную форму где попало. У Онджо мурашки пробегали по коже, когда мама, которая рассеянно готовила на кухне обед, вдруг резко кричала: «Онджо, а ну немедленно повесь форму на плечики!» Она всегда думала, что корни этого – в близости людей, которые долгое время прожили вместе, но, возможно, есть и другие способы. Есть люди, которые могут понять характер незнакомого человека или его мысли с первого взгляда. У них, должно быть, невероятно развит какой-то из органов чувств. Вот и этот старик не так-то прост.

Онджо положила в рот последний кусочек говяжьей котлеты. Она впервые в жизни ела так размеренно и с чувством. Полностью сосредоточившись только на еде. И это все было благодаря жизненному правилу дедушки: не разговаривать во время еды.

– А ты молодец, хорошо кушаешь, – сказал старик с довольной улыбкой.

– Спасибо! Было очень вкусно!

«Ух ты! Можно сказать, что миссия выполнена». Канто не сможет проверить, вкусно ли поела Онджо, это решать только ей. Ведь степень удовлетворенности от такой работы по достоинству может оценить только сам исполнитель. Онджо невольно расплылась в улыбке.

– Оглядываясь в прошлое, я часто удивляюсь, сколько всего произошло. Но все это в мгновение ока становится делом давно минувших дней и кажется нереальным. В последнее время все слишком быстро. Не понимаю, почему так. Мне кажется, быстро – не значит счастливо. Наоборот, из-за того, что скорость слишком высокая, случаются всякие аварии и происшествия. Неважно, касается ли это механизмов или человеческих отношений; если скорость слишком высока, быть беде. Тебе тоже стоит помнить об этом, юная Онджо.

– Хорошо…

«Если скорость слишком высока, быть беде…» Папа тоже попал в аварию из-за скорости. Если бы водитель спортивного автомобиля не гнал так, если бы он ехал хоть немного медленнее, то, возможно, папа Онджо все еще был бы рядом с ней.

Онджо не до конца поняла, что старик имел в виду. Все-таки язык, на котором говорит человек, проживший семьдесят лет, очень отличается от языка семнадцатилетней девушки.

– Дедушка, а о какой скорости вы говорите?

– Самый простой пример – это автомобиль. И я говорю не только о скорости его движения, но и о той скорости, с которой появляются новые марки и модели. И так не только с машинами. Как насчет телефонов и компьютеров? Такому старику, как я, не угнаться за ними, но если не пробовать – чувствуешь себя в изоляции. Ваше поколение пытается усилить ощущение этой изоляции и заставляет покупать все больше новых вещей. Если не будешь делать как все, то перестанешь отвечать запросам общества. Поэтому люди стараются не отставать: больше работают и быстрее потребляют. Несмотря на то что это совсем не обязательно. Такое ощущение, словно все принимают одно и то же лекарство и находятся под его воздействием. Как под очень сильным гипнозом.

Старик говорил о скорости на одном дыхании, словно торопясь выложить все, что накопилось на душе. Онджо глубоко задумалась о его словах. Раньше среди ее одноклассников смартфоны были только у нескольких человек, но теперь они есть почти у всех. Людей, у которых вообще нет телефонов, считают пришельцами, а тех, кто еще не поменял свой аппарат на новый смартфон, – музейными экспонатами. Пользоваться старым телефоном зазорно, нельзя даже вытаскивать его на глазах у других. Если так подумать, дедушкины слова относились и к окружению Онджо.

Старик перевел дух и продолжил:

– Я тоже раньше был в центре всего. Думал, если перестать бежать – упадешь. И слишком поздно понял, что, перестав бежать, можно просто остановиться или пойти спокойным шагом. С какого-то момента я не мог избавиться от ощущения, что меня окружили со всех сторон и пытаются вытолкнуть. Когда я осознал это, на душе стало очень паршиво. Представь, юная Онджо: ты хочешь просто идти, но кто-то постоянно толкает тебя в спину. Так я и понял, что пора мне уже на покой. Хах.

Онджо вздрогнула всем телом и почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Казалось, она провалилась в пещеру без входа и выхода. Ее всегда учили, что самое главное в жизни – изо всех сил бежать вперед, что в живых остается только победитель. Но если верить дедушкиным словам, это не так. Бывает, что сначала у тебя одна главная ценность, а в будущем она меняется – или человек может вообще пожалеть о том, что принимал участие в гонке.

– У тебя крайне задумчивый вид, юная Онджо, – с улыбкой заметил старик.

– Да, я просто очень удивилась. Как будто меня ударили чем-то тяжелым по голове.

– Ты должна впасть в еще большее замешательство. Только тогда сможешь прийти к какому-нибудь выводу. Хах.

Пещера была бесконечно глубока. Смех дедушки звенел в ней раскатистым эхом.

– Современные механизмы и устройства очаровывают людей. Поэтому они превращаются в зависимость. И избавиться от них не получится до тех пор, пока не случится сильное потрясение, взрывная волна, сродни цунами. Я бросил все, пока не стало слишком поздно. Избавился и от телефона, и от компьютера, и от телевизора. Хотя из-за этого мне теперь приходится притворяться Джеймсом Бондом, чтобы встретиться с Канто. Моя жизнь может выглядеть очень неудобной, но это не совсем так. Есть и приятные моменты. Без лишних вещей крепнет вера в людей. Вместо технологий приходят люди, а у каждого человека своя мораль и свое благородство. Как бы это сказать… Возможно, время теперь идет ради меня? Время больше не властвует надо мной, оно просто молча стоит за спиной. Сейчас время кажется мне более ласковым и дружелюбным. Что-то я слишком разговорился. Юная Онджо, ты хотя бы понимаешь, что старик имеет в виду?

Дедушка, который сидел перед Онджо, оказался другим богом, управляющим временем. Если Онджо была Кроносом, разделяющим время на минуты и секунды, чтобы заставить его идти вперед, то этот старик не кто иной, как Кайрос. Бог, который отделяет удачу от неудач, бог счастливого мгновения, управляющий не только временем, но и смыслом.

Онджо покачала головой:

– Я не очень понимаю, что вы имеете в виду. Мне кажется, то, что вы сказали, – полная противоположность моему пониманию времени. Хотя я не уверена.

– Вот как? Давненько я не встречал кого-то, с кем можно это обсудить. Обычно в твоем возрасте никто еще не понимает, о чем я говорю. Молодые всегда в восторге от скорости, а время для них еле ползет. А для таких стариков, как я, время просто летит. У меня и так голова от этого кружится, а тут еще и каким-то критериям надо отвечать. Вот я и пришел к выводу, что лучше все бросить. Но уже было слишком поздно. Из-за того, что я осознал все слишком поздно, моя жена незаслуженно пострадала. Очень жестоко пострадала.

Лицо дедушки уже не было таким оживленным, как когда он рассказывал о времени. Теперь оно казалось потухшим и безжизненным.

– А бабушка…

– Моя жена? Мне нестерпимо стыдно даже произносить ее имя. Ее уже нет в живых.

– Ох, понятно…

Онджо отвернулась к окну, избегая взгляда старика, и медленно кивнула. Она знала, что, как бы другой человек ни старался понять боль от утраты любимого, никто не может