промолчать.

Глядя на моё перекошенное лицо, хранитель вкуса удовлетворенно кивнул и продолжил:

– Порылся в руинах, но ничего не нашел. Ни книг, ни табличек. Даже посуды не осталось. Один прах, чтоб мне селёдки обожраться во время качки.

– И… – нетерпеливо протянул Евлампий.

– Уехал, – насмешливо сказал Оливье.

– Понятно, – сквозь зубы пробормотал голем. – Вы ничего не нашли?

Хранитель вкуса задумался.

– Нашел, – деланно удивившись, воскликнул он. – Сто футов под килем.

Он издевался над нами и наслаждался маленькой, кратковременной властью.

– Копаясь в одном старом храме, заметил древний кухонный нож, – вспомнил Оливье. – Лежал себе на верхней полке у потолка. Люблю такие штучки, иногда так засервируешь стол, самому приятно. Пришлось соорудить целую башню из стола и стульев, чтобы дотянуться. А когда достал, он рассыпался, – хранитель вздохнул. – Я расстроился и с досады махнул рукой. Не удержался и…

– И что? – страдальчески спросил Евлампий.

– Упал, – пожаловался Оливье.

– Не перебивай его! – зашипел я.

И голем кротко потупился.

– Во-во, – бросил хранитель и продолжил. – Я шлепнулся на дряхлые доски и провалился в подвал. Там пахло затхлой листвой и сыростью. Пока выползал, в кромешной тьме наткнулся на ларец, – он сделал эффектную паузу. – Со знаком.

Он ожидающе посмотрел на нас.

– С каким знаком? – послушно спросил я.

– Солнце встающее над волнами! – торжественно провозгласил Оливье.

– Символ свободы, – подтвердил Евлампий.

– Откуда вы всё знаете? – не выдержал я.

– Каждый школьник знает, – заметил голем. – Этот знак стал символом свободы во время вторжения поглотителей.

Не знаю, где они учились. Видать оборотней в школы всезнаек не берут.

– Сомневаюсь, – проговорил я вслух.

– Сейчас не время для дискуссий, – уверенно произнес Евлампий.

– Согласен с булыжником, тебе лучше заткнуться, заморыш! – ухмыляясь, шикнул Оливье.

Я со стоном закрыл лицо руками, чтобы не заорать. Если они объединятся, я рехнусь.

– Я не это имел в виду, – измученно пробормотал голем, и добавил, обращаясь к хранителю. – Пожалуйста, расскажите про ларец?

– Пусть он попросит, – насмешливо велел Оливье.

Я стиснул зубы.

– Давай, Люсьен. Что ты как маленький? – заюлил Евлампий.

– Расскажите, пожалуйста, – процедил я, не опуская рук от лица.

– Сойдет, – смилостивился хранитель вкуса. – Ларец грубо вырезанный, не обработанный, но с такой кучей заклятий, что я не рискнул отпирать.

– Вы его не открыли? – вскрикнул я.

– Нет. Забрал и вернулся на корабль.

– А потом?

– Тоже.

– Что? – закричал я.

– Не открывал, – ответил Оливье.

– Так вы не видели артефакт? – уточнил Евлампий.

– Нет, на кой лихтер он мне сдался, – отмахнулся хранитель вкуса.

– Не может быть, – пробормотал я, и сполз по двери на пол.

Сил не осталось. Я снова закрыл лицо руками. Он сумасшедший! Зачем мы вообще с ним разговариваем?

– С чего вы взяли, что он там был? – срывающимся голосом спросил голем.

– Чернокнижник подтвердил, – обиделся хранитель.

– Черный Эрлик? – удивился я.

– Хватит переспрашивать. Ты меня бесишь, крабий корм! – отрезал Оливье.

– Надо вернуть его, – строго сказал Евлампий.

– Забрать у Эрлика символ свободы? Ты шутишь? – хранитель вкуса сделал удивленные глаза. – Нет, серьезно. Ты серьезно?

– Он не умеет шутить, – заметил я.

Оливье перестал дурачиться и, хлопнув меня по плечу, уточнил:

– Ты тоже хочешь забрать символ свободы у Эрлика?

Я кивнул.

– Вы отдали его в залог, значит, артефакт можно вернуть, расплатившись с чернокнижником, – подтвердил голем.

Я снова опустил голову, в знак согласия. Понимаю, это безумие, надеяться отобрать артефакт у самого знаменитого чёрного мага – безумное безумие, но что остаётся. Я кивнул еще раз.

– Да-а-а-а, – протянул Оливье. – Я конечно связался с Эрликом в тот вечер, когда камень объединял нас, и договорился, чтобы он вернул символ свободы… – и заорал, – но вы меня убили! Соглашение аннулировано, – и сдавленно добавил, – чтобы чернокнижник снюхался с оборотнем? Ничего скудоумнее не слыхал.

– Есть другой вариант? – уточнил Евлампий.

– Какой, к поглотителям, другой? Это не вариант, а бред пьяных орков. Прикинь, что он с вами сделает?

– С нами, – поправил голем.

– Точно. С нами, – согласился хранитель и, повысив голос, категорично выпалил. – Я против такого абордажа!

– Вы хотите болтаться на моей шее до конца своих дней? – поинтересовался я.

– Твоих, – исправил Оливье.

Я вздохнул. Собрался с силами и разборчиво повторил.

– Вы хотите болтаться на моей шее до конца моих дней?

– Нет, – отрезал он. – Но, если ты попрёшься к Эрлику, конец наступит очень быстро.

– Чем всю жизнь таскаться с вами на шее, пусть уж наступает поскорее, – проворчал я.

– Не ной, юнга, штиль не вечен, – разозлился хранитель.

– Вы ещё долго? – спросила из-за двери Ирина. – Нельзя опаздывать ко двору! Тем более заключенным.

– Почти собрались, – прокричал Евлампий. – Фасон выбирали.

– Нас этим фасоном… – брякнула помощница, но не договорила и прикрикнула: – Поторопитесь!

Я встал, озираясь.

– Нам надо одеться.

– Не нам, а тебе, – вставил голем.

Кроме как меня поправлять, им что, заняться больше нечем?

– Боюсь, мне по размеру ничего не подойдет, – протянул я.

– Открывай, – разрешил Оливье. – Ты посредственный, ленивый, медлительный тугодумный орк… но везучий, как тысяча кормчих! – он хлопнул меня по шее.

Тот ещё комплимент, но затевать новый спор я не стал. Мимоходом глянув на тёмные непроглядные тучи на витраже над столом, распахнул дверцу и заглянул в шкаф. На вешалках, в рядок висели одинаковые зеленые камзолы.

– Чего вылупился? Не пачкай своими маслеными глазками мои вещи. Внизу смотри, под ними, – скомандовал хранитель. – Как-то в Таньшане я слегка перебрал и сел за стол. В карты мне не прёт, но одному толстяку фарту вообще не было. Он проигрался в пух и прах. Из-за стола голый вылезал. Мне достались его шмотки. На следующее утро, протрезвев, хотел выкинуть, но пожалел.

Согнувшись, на дне шкафа я увидел тёмный сверток. Вытащил и начал развязывать.

– Это безразмерная мантия! Толстяк-то был жрецом Таньшанского культа. Посты у них убийственные, то толстеют, то худеют, поэтому одежда крепко заколдована. На ней два десятка чар, а может, и больше. Так что в самый раз для тебя, голомянка прожорливая.

– Может, оборотню не стоит приходить на королевский приём в жреческом наряде? – засомневался голем.

Я распаковал свёрток. Тёмно-синяя мантия, отороченная белой каймой по подолу, рукавам и воротнику-стоечке, выглядела вызывающе. По груди и спине шёл замысловатый узор из переплетенных ломаных линий насыщенного голубого цвета. В комплект входили штаны и легкие сандалии.

– В жреческом одеянии, я будто насмехаюсь над Таньшанским культом, – сконфуженно пробормотал я.

– Что вы понимали в светской жизни? – рассердился Оливье. – У них, чем чудней, тем лучше. Я создал заморышу такую репутацию, что после сегодняшнего приема так будет ходить весь двор.

– Не уверен, – робко протянул я.

– Надевай, крысеныш! Не беси меня, – вконец рассвирепел хранитель вкуса.

Я вздохнул. Вряд ли