–Именно,– важно киваю.– Так что там насчет «Чёрного квадрата»? Но если не хочешь обсуждать великого маэстро, можем поговорить о шедевре Альфонса Алле «Уборка урожая помидоров на берегу Красного моря апоплексическими кардиналами». Как тебе сюрреалистичное совмещение цветов на этой картине? Не правда ли, оно придает шедевру особую эстетику? А нежно-голубая дымка на заднем плане в сочетании с ядовито-зелёной травкой делает картину более сочной и выразительной. Согласна?

Девка захлопывает рот и быстро-быстро кивает.

–Слушай, а почему ты меня по имени ни разу не назвал?

–Не знаю,– отвечаю гостье чистую правду. Я ведь действительно не в курсе, что это за существо, и как его зовут. Подозреваю, что это девушка предыдущего хозяина тела.

–А может, ты вообще меня позабыл, кобель проклятый,– подбоченивается посетительница, воинственно уперев руки в бока.– Давай, назови моё имя. А я тебя за это поцелую, крепко-крепко,– добавляет она, кокетливо стрельнув глазками.

«Боже мой, только не это!» – от перспективы соприкоснуться со слюнявыми губёнками этой чушки меня бросает в дрожь.

–Аделаида, не?– Смотрю на неё невинными глазами.

Девка нахмуривается и злобно сверкает глазами.

–Не угадал?– грустно уточняю я.– Может, Ефросинья?

Гостья рычит.

–Опять не то? Степанида?

В мою голову летит подушка.

–Верка я, Верка,– орёт гостья.– Мы с тобой уже три месяца встречаемся. Ах ты, алкаш проклятый.

«Кто бы говорил»,– скромно замечаю про себя.

–Да ладно, не кипешуй, пошутил я,– улыбаюсь Вере.

–Шутки у тебя, однако,– ворчит гостья, успокаиваясь.– В следующий раз я над тобой пошучу.

«А следующего раза не будет»,– продолжаю мысленный диалог с посетительницей.

–Теперь я тебе фиг дам в ближайший месяц,– злобно улыбается девка.

«Слава Богу! Господи, спасибо!»

–Договорились, даже не знаю, как я это перенесу,– печально вздыхаю я. С трудом удерживаю губы, готовые расплыться в широкой улыбке.

Посетительница что-то почувствовала и подозрительно посмотрела на меня.

–А может, не будешь меня так жестоко наказывать?– брякнул я. И тут же пожалел об этом. Не дай бог, это чудовище согласится.

–Посмотрим,– поджав губы, ответила гостья.

«Фух, пронесло».

–Ладно, ты пришла, проведала, теперь можно и домой идти,– деликатно намекаю Верке, что пора и честь знать.

–Козел ты всё-таки, Мишка,– рычит гостья.– И не вздумай больше ходить за мной! Всё кончено.

Мысленно аплодирую Вере. Она хватает принесенную чекушку «Столичной», засовывает её обратно в свой потёртый кулек и, гордо вздернув сизый нос шагает к двери, виляя толстой отвислой задницей.

С умилением смотрю на удаляющийся грушеобразный силуэт своей «девушки». С силой дёрнутая дверь хлопает, как пушечный выстрел, навсегда разделяя меня с бывшей «невестой».

«Прощай, любимая. Мы разошлись, как в море корабли. Как мне будет не хватать твоей одутловатой рожи, мутных глаз и толстой жопы».

–Кто это так дверью хлопает? Был бы здоров, набил бы уроду морду,– недовольно ворчит проснувшийся от удара сосед.

–Забудь, у неё просто синдром алкогольной абстиненции, осложнённый плохой наследственностью,– ответил я.– Наплюй и живи дальше.

–Поссорились?– сочувственно спрашивает парень.

–Было бы с кем,– успокаивающе машу рукой.

Встаю с постели и, пошатываясь от слабости, подхожу к окну. На улице стоит лето или поздняя весна. Деревья уже окутались сочной зелёной листвой. Веточки слегка покачиваются под порывами ветра. На скамеечке сидит дедушка с родственниками. Мимо проходит женщина, ведущая за руку весело прыгающего ребёнка. Идут смеющиеся девушки. Неторопливо шагает парень, увлечённо поедающий мороженое в вафельном стаканчике.

«Здравствуй, новая жизнь! Теперь я не допущу прошлых ошибок. Всё ещё только начинается!»

Ординаторская хирургического отделения 17-й больницы.

–Валерий Петрович, а может, всё-таки расскажем об этом уникальном случае? Ведь это сенсация! За сутки у больного полностью затянулось ножевое ранение. Только шрам остался. Это же чудо! Мы можем прославиться на весь мир.

–Леночка, девочка моя, ты ещё наивный ребенок. Как только мы заявим о чуде, сразу же станем шарлатанами и мошенниками, жаждущими дешёвой сенсации. Ты думаешь, мы что-то сможем доказать этим твердолобым, мнящим себя светилами медицины? Ни-че-го! Такого быть не может, и всё! И правильно. Если бы я сам это своими глазами не увидел, то же самое бы сказал. Лена, мне два года до пенсии осталось. И я хочу их отработать нормально, без скандалов и прочих сомнительных приключений. Поэтому мы никому об этом не скажем, а выпишем больного через пару-тройку дней. Тем более что он уже почти две недели тут баклуши бьёт, больничное место занимает. А здесь не курорт, а больница. Мы людей должны лечить, а не со здоровыми оболтусами возиться.

–Но, Валерий Петрович, может, подумаете?

–Я уже обо всём подумал. Пациента выписываем и забываем о нём. Всё. Держи язык за зубами. Поняла?

–Поняла. Жалко всё-таки. Может, благодаря ему новая эпоха в медицине могла начаться.

–Не выдумывай! Иди, работай. И чтобы я больше таких предложений не слышал!

* * *

Через две недели меня выписали. За мной заехала мама, и я попрощался с соседями: пареньком с травмированной рукой, хмурым пожилым мужчиной, получившим ножевое ранение по пьяни от ревнивой жены, и весёлым толстячком, попавшим к нам после удаления аппендицита.

Двое последних сначала отнеслись ко мне настороженно, увидев говорящие татуировки на теле. Но потом, убедившись, что я не собираюсь «быковать» и нормально общаюсь, растаяли. Поэтому распрощался с соседями душевно.

Мать сложила старые вещи в свою большую брезентовую сумку, а мне выдала мешковатые серые брюки и затёртую чуть ли не до дыр футболку с улыбчивым олимпийским мишкой. Когда-то она была белой, а сейчас стала чуть сероватой. А довольный мишка, выпятивший свою грудь, из-за отвратительного состояния футболки смотрелся гротескно и жутковато.

«И вот это мне предлагается надеть?» – ужаснулся я, рассмотрев одежду, в которой мне предстояло поехать домой.

–Сынок, с тобой всё в порядке?– всполошилась мать, превратно истолковав мою гримасу.

–Нормально, мам,– отмахнулся я. Не стесняясь родительницы, избавился от синих спортивных штанов и майки и переоделся в брюки и футболку.

–Идем?

–Пошли.– Рано постаревшая женщина кивнула. На секунду уставшее и осунувшееся лицо осветилось искренней доброй улыбкой, сделавшей маму моложе. Разгладились морщины, в карих измученных глазах засветилась задорная искорка. Женщина на мгновение словно сбросила с себя груз прожитых лет, перенесенных ударов судьбы и житейских проблем, помолодев лет на двадцать. И сразу стало видно, что она была привлекательной и обаятельной в юности.